Выбрать главу

Системы охлаждения, чьи тепловые предохранителя плавились от жары, вступали в действие этаж за этажоь Но наибольший жар был внутри конструкции здания, гд спринклеры были бессильны. А когда огонь прорывался открытое пространство и жадно заглатывал свежий вс дух, температура взлетала так быстро, что вода в подводящих трубопроводах превращалась в пар и трубы лопались. И ещё одна вражеская атака достигала успеха.

В ядре здания вертикальные каналы, которых было её ни и тысячи, тут же превращались в вытяжные трубы, кс торые разносили огонь вверх и вниз и одновременнс заглатывали свежий воздух, раздувавший и поддерживавший пламя.

Нагретый воздух поднимается вверх таков закой природы, а раскаленный воздух ещё быстрее, чем теплый. Но температура передавалась и через конструкцию: чер стальной каркас быстрее, через керамическую и дер вянную облицовку стен и покрытия полов медленне но так же неумолимо, а кроме того, ещё и по трубам, кабелям, коробам и нишам заземления. И огонь, достаточно разгоревшись, начинает поддерживать себя сам, повышая температуру до уровня возгорания, в результате чего ма териалы воспламеняются друг за другом. Таких случаев на совести Прометея предостаточно.

Башня была обречена. Это гигантское здание, которое должно было оказаться в центре коммуникаций всего мира, было теперь предметом всемирного внимания в совершенно ином смысле. О катастрофе знал весь мир, кое–где известие это воспринимали с удовлетворением, если не с радостью, оттого что в мирное время в самой богатой стране мира гибнет самое новое и самое высокое из когда–либо построенных человеком зданий, и что «вся королевская рать» так же беспомощна, как и простые смертные.

Но это было не совсем верно.

* * *

То, что осталось от Говарда Фрэзи, прикрыли белой скатертью и оставили там, где он упал. Противопожарные двери снова закрыли, но всем в зале было ясно, что они могут служить только временной защитой. Когда придет время, огонь они не удержат. Разве что…

Они пытаются локализовать огонь в нижних этажах сказал губернатор. Он уже снова влез на стул. Это наша главная надежда. Он чуть не сказал «единственная надежда».

Число слушателей поредело. В противоположном конце зала из транзисторного радиоприемника неслись звуки рока. С полдюжины людей танцевали, если это можно было так назвать. «Ну, подумал губернатор, ты сам сказал: лучше рок, чем псалмы и молитвы». И больше не обращал на них внимания.

К сожалению, должен вам сообщить, что попытка с лифтом окончилась неудачей. И после короткой паузы: Учитывая, чем закончился первый опыт, это, возможно, и к лучшему.

«Боже мой, подумал он, я изрекаю одну банальность за другой». С трудом заставил себя улыбнуться.

Я не собираюсь утверждать, что все хорошо. Это не так. С другой стороны, нам здесь пока ничто не угрожает. И я, например, предпочитаю думать, что наши друзья, которые борются с огнем, подоспеют вовремя. Он помолчал. А теперь я намерен выпить. В конце концов, это же банкет.

Слез со стула и взял под руку Бет.

Пора выпить и найти уголок, где можно поговори Мне надоело скалиться все время, как идиоту, чтобы док зать, что я не отчаиваюсь.

«А со мной он чувствует, что притворяться ни к чему, подумала Бет. Чудесно».

Подошли к бару и потом с бокалами забрались в опусте ший угол. Губернатор придвинул друг к другу два кр Они сели вплотную, спинами к залу.

Первой молчание нарушила Бет:

Какие мысли обуревают вас, Бент?

Хмурые и невеселые, губернатор признательв улыбнулся. Думаю обо всех этих несчастьях. Мне та жаль. И я так зол. В душе я грожу кулаком небесам. Чис детское бессилие.

Она понимала и даже разделяла его чувства. Но пред почла оставить их в стороне.

Когда я была маленькой, начала она, и меня шалости запирали в комнате, она попыталась улыбнут ся, то я всегда старалась думать о том, что бы я хотела 1 это время делать, и пыталась на этом сосредоточиться. Чег бы вы хотели, Бент?

Медленно, едва заметно, спадало охватившее его нг пряжение. Улыбка смягчилась и погасла.

Бросил бы политику, сказал он наконец. У мет хватает денег, и я сыт всем по горло. Мое ранчо в Нью–Ме хико…

И все, Бент? Только это?

Он не спешил с ответом. Наконец покачал головой.

Нет. Вы заставляете меня поверить вам мои истин^ ные мысли. Совсем уйти на покой я бы не хотел. Снов та же признательная улыбка. Я адвокат. Хотел бы убе диться, насколько я в этом деле хорош.

Вы будете хороши в любом деле, за что ни возьме тесь.

Но мне всегда оставалась бы рыбалка, продол; * губернатор, как будто не заметив её слов. И я бы поста рался, чтобы на неё оставалось время. Он помолчал. И раз уж я вам тут рисую утопические картины, то ряде со мной были бы вы.

Все её существо затопила теплая волна.

Это предложение? Без раздумья:

Да.

Тогда, не спеша ответила Бет, я его с радостью принимаю.

* * *

Нат подошел к дверям трейлера, потом спустился по ступенькам на площадь и уставился на огромное несчастное здание.

Пока Патти не заговорила, он не замечал, что она идет за ним.

Что за люди, заметила Патти.

Нат взглянул на густую толпу за барьерами.

Таймс–сквер под Рождество, сказал он. Голос его дрожал от гнева. Проклятые гиены. Мы могли бы публично поджаривать людей на вертеле и загребать миллионы на продаже билетов.

Патти молчала.

Мы все виноваты, продолжал Нат. Это главное. Я рад, что Берт не узнал об этом.

Спасибо. И через минуту: Но не забудьте, что в этом не только ваша вина. И моего отца тоже. В этом виноваты все, не только вы. Понимаете?

Нату удалось улыбнуться.

Вы умеете внушить оптимизм.

В отличие от Зиб. Та, как это сегодня модно, предпочитала все видеть в черном свете. Еще одна характерная черта людей большого города, которая ему не нравится: твердое убеждение, что ничто не таково, как кажется. Человек никогда не бывает «за», только «против», и постоянная поза «меня никому не одурачить», которая, как изгородь из колючей проволоки, должна компенсировать внутреннюю неуверенность. И все для того, чтобы казалось, что человек принадлежит к интеллектуальной элите. Элите возможно, но интеллектуальной тут уж позвольте…

Что станет с теми людьми, Нат? В голосе Патти чувствовалось напряжение. Неужели они…

Наверх прокладывают шланги, ответил Нат, с этажа на этаж. Каждый шаг дается с боем. Нужно одолс сто двадцать пять этажей…

Но я так и не понимаю, что там горит?

Все. Некоторые помещения уже сданы. Мебель, кс ры, внутренние двери, бумага, все это вспыхивает пе вым. От этого температура поднимается и достигает точки, когда горят краска и плитка и растекается обшивка, и этого температура возрастает ещё больше, пока не загораются такие вещества, о которых человек никогда и не думал, что они горючи. Нат вздохнул: Я не специалист по части пожаров, но все выглядит примерно так.

Что, если бы все это произошло, когда Башня уэ была бы в эксплуатации? продолжала Патти. Be там были бы тысячи людей. И добавила: Хотя дело не в количестве, да? Будь там только один человек, все рав» это была бы трагедия.

«Посреди собственной беды, посреди горя от смерти ца, сказал себе Нат, она ещё может думать о другвд Но, возможно, это именно потому, что у неё умер отец, несчастье сближает людей».

Что вы будете делать, Нат? Вопрос застал его врасплох.

Я как раз об этом и думаю.

Я имею в виду не сейчас, голос Патти звучал перь нежно, а когда все это будет позади. Нат молча покачал головой.

Снова займетесь архитектурой? До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:

Думаю, нет. Пауза. Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. «Он стоял там тысячу лет», сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании. Нат покачал головой. Как это называется? Человеческая гордыня, вызов богам. В некоторых странах Среднего Востока ни одно здание никогда не завершают полностью. Всегда оставляют несколько кирпичей или реек, он улыбнулся Патти, потому что совершенное произведение подобно богохульству. Человек должен стремиться к совершенству, но никогда ег не достигнуть.