— Думаю, сегодня пора вам заканчивать и идти наконец домой.
— Я хотела вам лично вручить рапорт; не уверена, не будет ли вопросов.
Циммерман пробежал рапорт. Потом прочитал еще раз. Наконец сказал:
— Исчерпывающе. Ну а кроме этого?
— Ночь тянулась очень долго. И нудно. Хельга Хорстман спала, и мне нечем было заняться, чтобы не уснуть тоже. Полистала журналы, просмотрела книги… А потом подняла с пола ее сумочку. В ней были бумаги, говоря точнее, документы в двух экземплярах.
— Наверняка вы заметили это совершенно случайно, — сдержанно «напомнил» Циммерман, — когда собирали выпавшие из сумочки бумаги, чтобы вернуть их на место.
— Так все и было, — согласилась Ханнелора Дрейер.
— И при этом, собирая бумаги, выпавшие из сумочки, совершенно случайно заметили, что в них написано. — Циммерман ободряюще улыбнулся. — И что же вам совершенно случайно показалось интересным?
— Множество дат и чисел!
— Не может быть! — в восторге воскликнул Фельдер. Циммерман же заметил:
— Во всяком случае, вы не производили обыска квартиры фрау Хорстман, на который не имели ордера. И не искали никаких доказательств, имеющих значение для следствия, поскольку для этого нужна санкция прокурора. Чисто случайно вы что–то нашли. Что это было?
* * *
Из донесения Ханнелоры Дрейер:
«Я увидела два экземпляра документов, каждый на шести листах. В них было полно исправлений, видимо, это были рабочие заметки. Оригинал отсутствовал, и, вероятно, первый экземпляр тоже, потому что оба оставшихся, которые я видела, были слабо пропечатаны. В заметках приведены данные о сделках с крупными земельными участками. Там были данные и о множестве мелких и средних объектов, но среди них особняком стояли данные о пяти исключительно крупных.
1. Участок на окраине Шонгау, по соседству с военной базой, площадью 50–55 тыс. квадратных метров. Недавно на участке была построена ярмарка. Цена покупки в 1954 году составила 2 марки за квадратный метр, цена продажи в 1968 году — 24 марки за квадратный метр.
2. Участок в низине в районе Ингольштадта площадью 160 тыс. квадратных метров. Был куплен в 1956 году по 1 марке за квадратный метр, а в 1962 продан по 38–42 марки за квадратный метр. На участке сразу после продажи построен нефтеперегонный завод.
3 и 4. Продажа участков в 1964 году, частью на территории Хафолдингского леса, частью на Эрдингской пустоши. Цена покупки от 2 до 3 марок за квадратный метр. Прибыль от продажи предположительно составляет несколько тысяч процентов.
5. Участок, обозначенный литерой «Ф», который расположен на границе округа Штарнберг и леса с западной стороны. В 1955 году был куплен за 300 тысяч марок, его нынешняя цена — от 5 до 5,5 миллионов марок.
Все эти сделки осуществила мюнхенская фирма «Хубер, Хубер и Лайтман, торговля недвижимостью» по указанию и за счет банка Шрейфогеля».
* * *
— Выглядит многообещающе, — невозмутимо заметил Циммерман.
— Если все это правда, — засомневался Фельдер. — Вы знаете, журналисты способны уцепиться за любую ерунду, чтобы раздуть сенсацию.
— Но эти данные, видимо, верные, — сказала Дрейер. — Я позволила себе запросить кое–какую информацию из отдела экономической преступности.
— Ну если так, нам будет чем заняться, — успокоился Фельдер.
Тут заговорил Циммерман.
— Дорогая коллега! — Это было столь необычное для него обращение, что после него следовало ожидать нечто небывалое. — Дорогая коллега! Если вы не возражаете, я устрою, чтобы вас немедленно перевели в мой отдел!
Ханнелора Дрейер приняла предложение не задумываясь. Ведь она понятия не имела, в какую угодила мясорубку. С той минуты она стала сотрудником отдела, начальник которого был человеком невероятной работоспособности и рвения в работе, решительным и неумолимым к своим и к чужим. Но, ко всеобщему удивлению, скоро в полицай–президиуме о Циммермане и Дрейер стали говорить не иначе как «Старый Лев и его любимая кошечка».
Циммерман распорядился:
— Фельдер, позаботьтесь, чтобы все данные, добытые коллегой Дрейер, были тщательнейшим образом проверены. Подключите к этому всех наших экспертов. Добейтесь официального содействия федеральной криминальной службы. Согласие советника Хедриха я получу. Направьте всех наших сотрудников, пусть поищут вещи, оставшиеся от Хорстмана. Разумеется, пусть в первую очередь проверят, нет ли где–нибудь еще бумаг. Они могут храниться у кого–нибудь из коллег или в сейфе у адвоката…
— А что с Вольрихом?
— Этим я займусь сам. Но это не к спеху. Полагаю, я его напугал. Он знает все — или вообще ничего из того, что нас интересует. Теперь вы, коллега Дрейер. Поскольку вы работаете у меня, я вам устрою не слишком приятный уик–энд.
— Я все равно не знала, чем заняться.
— Рад это слышать, — довольно буркнул Циммерман. — Тогда просмотрите все, что Фельдеру удалось собрать по этому делу. Постарайтесь определить, за кем нам лучше установить наблюдение. Узнайте, сколько нам смогут выделить людей. И на этом пока все.
* * *
Карл Гольднер сообщил позже о своем визите к ассистенту фон Готе:
«Каких только людей я не перевидал здесь в Мюнхене! Но куда здешним светским львам до этого фон Готы! Это просто уникум! Мог бы жить в свое удовольствие, так нет — гнет спину в полиции! Это настолько меня потрясло, что я сразу проникся к нему симпатией и спросил: «Так что, собственно, вы желаете знать?»
Он только этого и ждал и засыпал меня градом вопросов, между прочим, весьма продуманных. К примеру, насколько влиятелен Шмельц? Что он мог бы предпринять против Вардайнера и насколько это было бы опасно? И у кого лучше отношения — у Бургхаузена с Вардайнером или у Тириша со Шмельцем? И кто бы мог, по моему мнению, быть ближайшим помощником Шмельца и Вардайнера, их правой рукой? Как живется Вардайнеру с его фрау Сузанной? Что из себя представляет Вольрих? Какова роль Хельги Хорстман? Что же задумал Хайнц Хорстман?
Я сказал ему так: «О каждом из этих людей вы можете думать как вам угодно — они только люди, как каждый из нас. Но некоторые любопытные подробности я вам с удовольствием сообщу. С чего бы начать? Пожалуй, с Греции. Ведь там в одном из афинских дворцов или на вилле у моря обитает черноволосая красавица Мария. Она актриса и в настоящее время — главный предмет любви и обожания Анатоля Шмельца. Пожалуй, в эту авантюру он кинулся очертя голову в основном для того, чтобы излечиться от безответного чувства к фрау Сузанне. В Греции он ведет себя как когда–то Гёте в Карлсбаде. У него для этого хватает и финансовых возможностей, и способностей объяснить все это себе и другим с моральной стороны. Правда, прошлым летом эта поэтическая страсть едва не потерпела крах. И все из–за Хайнца Хорстмана».
* * *
Тириш, издатель «Мюнхенского утреннего курьера», любил проводить выходные в своем деревенском поместье возле Вальдхайма. Тут он отдыхал от горячки недели и разыгрывал хуторянина: навещал священника, осматривал поросят на откорме, справляясь, как они прибавляют в весе, и прогуливался в саду, скорее напоминавшем парк.
Погода в эту субботу до самого вечера стояла прекрасная. Сияло солнце, синело небо, температура около нуля и легкий покров свежего снежка, приятно хрустевшего при ходьбе… И Тириш хотел одного — наслаждаться всем этим без помех.
Однако из поэтического настроения его безжалостно вырвали, когда он еще не дошел до идиллически застывшего пруда. Из кухонного окна его пронзительно звала жена:
— Телефон! Звонит Вольрих. Утверждает, что это срочно!
— Иду–иду, — неохотно отозвался Тириш. Трубку он взял через открытое окно. — Ну что вы беспокоите меня в субботу?
— Другого выхода нет, — расстроенно произнес Вольрих. — Я только что вернулся от Хельги Хорстман. По–моему, с ней будут проблемы. Договоренности о документах она придерживаться не хочет. Видимо, попытается действовать самостоятельно. Нужно что–то предпринимать.
— Я сейчас приеду, — энергично заверил Тириш. — Сообщите Шмельцу. Через час соберемся в издательстве.