Теперь я видел, что, помимо красного пятна на груди, у Джейкоба что-то не так еще и с головой. Если уж быть до конца точным, правая сторона походила на развороченную котлету. Не понадобилось много времени, чтобы установить, откуда взялась эта рана, – на полу позади стула валялась бронзовая статуэтка куриной Моны Лизы, которой Джейкоб размахивал сегодня утром. Полуоткрытый клюв был заляпан красным. Видимо, Джейкоба не только зарезали, ему еще и врезали его собственной курицей.
Я мрачно смотрел на старика. Убийца Джейкоба постарался сделать все, чтобы у того не было никакого шанса выжить.
За моей спиной раздался дрожащий голос Присс:
– Он… он…
Прежде чем ответить, я шагнул к ней. Если она разразится рыданиями или упадет в обморок, мой долг поддержать ее и утешить.
– Боюсь, что так, – вздохнул я и изготовился, чтобы в случае необходимости действовать быстро.
Как оказалось, от меня требовалось не совсем это. Рыдания и обмороки в списке возможных проявлений чувств у Присс не значились. Свои чувства она проявила тем, что посмотрела на меня твердым, бесстрастным взглядом, потом шагнула вперед и вгляделась в лицо Джейкоба. В глазах не было ни слезинки.
– Ты уверен?
Похоже, она все-таки потрясена. Я, конечно, не судмедэксперт, но если Джейкоб жив, то ему следует вручить «Оскара» как актеру года.
– Уверен.
– О боже…
Видимо, у Присс это универсальная фраза, которая годится на все случаи жизни, например на случай обнаружения бездыханного тела собственного папаши.
Я продолжал пялиться на нее. Люди после сеанса «Унесенных ветром» и то выглядят более расстроенными. А ведь это всего лишь кино.
– Нам лучше уйти отсюда и вызвать шерифа, – сказал я. – Ничего не трогай.
Последние мои слова Присцилла не услышала – их заглушил пронзительный вопль.
Инес взяла на себя смелость проследовать за нами в кабинет Джейкоба. Может, она решила, что Джейкоб собирается поручить ей напечатать пару писем? Как бы то ни было, секретарша углядела тело своего шефа и сообразила, что отныне ей вряд ли когда-нибудь придется печатать для Джейкоба. То мгновение, когда Инес обратила свой взгляд на Джейкоба, можно было определить с точностью до тысячной доли секунды, потому что она незамедлительно завопила.
И вопила.
И вопила.
Я был поражен. Эта женщина могла бы подрабатывать сиреной для нужд гражданской обороны. Бьющий по нервам, пульсирующий звук, который то нарастает, то затихает, был бы особенно полезен при приближении торнадо. Можете мне поверить, голос Инес не способна заглушить такая мелочь, как гром.
– Инес! – прокричал я во время относительного затишья. – Успокойтесь! Давайте выйдем отсюда.
По-видимому, Инес не расслышала ни одного моего слова. Ничего удивительного, я и сам не расслышал. Для женщины столь зрелых лет Инес обладала невероятным запасом энергии. Всякий раз, когда ее голос начинал затихать, она оглядывалась на Джейкоба и словно получала новый импульс. Выглядело это потрясающе. Последний раз я слышал такой крик в исполнении любимой Клодзиллы, когда она обнаружила, что превысила лимит на моей кредитной карточке.
– Пойдемте отсюда! – проорал я и попытался выпихнуть ее из кабинета, но с тем же успехом можно пытаться выпихнуть гранитную статую.
Ноги Инес могли бы служить отличными тормозными колодками.
– Послушайте меня, вам не надо здесь находиться. Пойдемте! – Я дернул ее за руку.
Вместо ответа Инес на полную мощность включила сирену гражданской обороны.
Присцилла, похоже, не испытывала моего восторга перед столь редкими способностями. Как только та снова завелась, Присс повернулась к ней и рявкнула во всю глотку:
– Да заткнетесь вы наконец или нет!
Вряд ли Присс сможет претендовать на место психолога-консультанта. Глаза Инес побелели, а звук сирены перешел на повышенную мощность.
Если так пойдет дальше, то мои барабанные перепонки не выдержат. Маловероятно, чтобы в страховом полисе имелся пункт «Потеря слуха по причине нахождения в непосредственной близости от истерички».
– Инес! Пойдемте ОТСЮДА!
Я прибавлял громкость синхронно с Инес. К тому времени мне удалось ее развернуть и с силой толкнуть к двери. Я уже решил, что успех близок, когда Присцилла, по-видимому, потеряла остатки терпения. Если оно у нее вообще было.
– Инес! – взревела Присс. – ИНЕС! ИНЕС!!!
В других обстоятельствах ее вопли наверняка повергли бы меня в состояние глубокой прострации, но сейчас я их воспринимал как нежный щебет на фоне пронзительных завывании.
– Если вы не заткнетесь, мне придется вас ударить! – продолжала надрываться Присцилла.
Я скорее угадывал ее слова, чем слышал, однако поверил ей сразу же. Присцилла и в самом деле могла треснуть Инес. И ей это наверняка понравилось бы. Кулак Присс закачался в опасной близости от заостренного носа, и этот аргумент на секретаршу подействовал. Сирена стихла, и Инес разразилась рыданиями. Ноги ее пришли в рабочее состояние, и я выпихнул женщин из кабинета, а затем позвонил Верджилу.
Верджил Минрат, шериф нашего городка, был лучшим другом моего отца. Они подружились еще детьми, дружба эта продолжилась и в школе. Наверное, они и поныне были бы лучшими друзьями, если бы мой отец не умер чуть более девяти лет назад. Он скончался от сердечного приступа через год после того, как умерла мама. Я всегда считал, что отец не смог жить без нее.
Поскольку я остался совсем один, то Верджил в каком-то смысле заменил мне родственников.
Я выложил шерифу новость, и он не преминул посочувствовать мне, как и полагается дорогому родичу, словно только что вернулся с похорон:
– Вот черт! Веселенькая история. Хаскелл, какого черта ты позволил случиться этой ерунде?
– Верджил, – веско заговорил я. – Я ничему не позволял случаться. Джейкоба убили без какой-либо помощи с моей стороны.
– Это-то и плохо, – проворчал Верджил. – Господи помилуй, да это же позор!
Похоже, шериф расстроился куда больше Присс. Правда, вряд ли Верджил так уж горюет по Джейкобу. Я слышал, как он сказал, когда Джейкоб отхватил заказ от «Макдоналдса»: «А ведь могло бы повезти и порядочному парню».
Так что вовсе не смерть Джейкоба повергла Верджила в дрожь, а убийство Джейкоба. Верджил воспринимал любое преступление как личное оскорбление. Особенно преступление, совершенное в Пиджин-Форке. Думаю, шериф искренне верил, что злодеи нарочно совершают всякие мерзости с одной-единственной целью – досадить ему.
– Какой ужас, какой ужас… – как заведенный бубнил Верджил в телефонную трубку.
– Верджил, ты можешь приехать?
Шериф сделал вид, что не расслышал.
– Просто поверить не могу, что произошло еще одно убийство. В последнее время я только и делаю, что расследую убийства.
Здесь он немного преувеличил. Единственным убийством, которое в последнее время расследовал Верджил, была прискорбная кончина бабули Юнис Креббс, о которой я, по-моему, уже упоминал. Но это стряслось в прошлом марте. Тринадцать месяцев назад.
Правда, от городка размером с Пиджин-Форк трудно ждать громких преступлений каждый божий день, так что с учетом бабули получалось два полноценных убийства менее чем за полтора года. А если приплюсовать бабулиных зверушек, то выходило уже четыре убийства. Можно сказать, что Пиджин-Форк захлестнула волна преступности.
Верджил продолжал бормотать в трубку:
– Боже, боже, это такое потрясение, такое потрясение, просто ужас! – Затем он, видимо, вспомнил, что я еще его слушаю, поскольку глубоко и шумно вздохнул и скорбно простонал: – Ладно, Хаскелл, сейчас приеду. Только ничего не трогай, слышишь? Ничего!
Верджил всегда так. Разговаривает со мной, как с шестилетним ребенком. Наставляет и поучает.
– Совсем ничего? – на всякий случай переспросил я. – Совсем-совсем ничего?