И как раз сейчас я углядел на столе, в каких-то десяти дюймах от правой руки Присс, хрустальное пресс-папье, прижимавшее пачку бумаг. И выглядело оно на редкость зловещим, наверняка могло оставить приличную вмятину в моей голове. Я внимательно посмотрел на пресс-папье, перевел взгляд на Присс и плотно сжал губы.
Не поймите меня превратно. Дело не в том, что я боюсь женщин. Просто я испытываю здоровое уважение к их метательным способностям. У меня нет никаких сомнений, что по этому виду спорта Клодзилла могла бы выступать в высшей лиге и была бы одной из первых.
Честно говоря, я не понимал, чем недовольна Присс. Что плохого в том, что она несколько дней проведет в моей компании? Что тут такого? В других обстоятельствах я бы воспринял ее поведение как личное оскорбление.
– Хаскелл, я не хочу, чтобы ты принимал это на свой счет… – тем временем говорила Присс.
Я смотрел на нее, сцепив зубы и ни на секунду не забывая о пресс-папье. – …но вовсе не обязательно ходить за мной по пятам. Мне ничего не угрожает. Ничего! И думаю, тебе это известно.
После некоторых раздумий я решил, что теперь вполне безопасно открыть рот. Поскольку Присцилла переместилась к той стороне стола, на которой не было пресс-папье, то, чтобы достать эту штуку, ей придется хорошенько прыгнуть. Будем надеяться, что по части прыжков она не так сильна, как по части беготни, к тому же у меня по счастливой случайности восстановилось дыхание.
– По правде говоря, – заговорил я внушительно, – ничего подобного мне не известно. Но в таких случаях не стоит испытывать судьбу. Если это не чей-то розыгрыш…
– Вот-вот! Это наверняка розыгрыш!
Я глянул на пресс-папье. Оно продолжало мирно прижимать бумаги.
– Ничего нельзя утверждать наверняка, – решительно возразил я.
– Разумеется, можно! – фыркнула Присс. – Сама мысль о том, что в Пиджин-Форке завелся злодей-похититель, выглядит нелепо!
Что тут возразишь? Похоже, моя подопечная полагала, что похищения – это удел только больших городов. Несомненно, наряду со смогом и автомобильными пробками Присцилла включала в число мегаполисных пороков еще и бессовестный киднэппинг. На какую-то долю секунды мне захотелось спросить Присс, как это она пришла к столь неочевидному выводу, но потом вспомнил, как однажды задал сходный вопрос несравненной Клодзилле.
Я вновь бросил взгляд на пресс-папье. Мне кажется или оно и в самом деле придвинулось поближе к руке Присс?
– И все-таки, – мужественно сказал я, гипнотизируя взглядом хрустальную глыбу, – я намерен расследовать это дело так, как если бы автор записки и не думал шутить. Потому что поступать по-другому было бы глупо.
Глаза Присциллы сверкнули.
– Так ты еще смеешь обзывать меня дурой?!
Боже! Эта женщина столь же обидчива, как и ее папаша.
– Нет, конечно нет.
Я мог бы назвать Присциллу раздражительной, грубой и несносной, но никак не дурой. Уж ума у нее было хоть отбавляй.
– Давай приступим к расследованию. Мне нужно задать тебе несколько вопросов.
Последние слова я произнес спокойно и непринужденно. Наверное, примерно так я бы разговаривал с питбулем. С оголодавшим питбулем. Присс закатила глаза, но, для разнообразия, не вспылила.
– В последнее время ты не замечала рядом с собой каких-нибудь подозрительных личностей? Кого-нибудь, кого ты не знаешь; кого-нибудь, кто исподтишка наблюдал бы за тобой?
Из горла Присс вырвался тихий скептический звук. Именно так вчера по телефону хмыкнула Лизбет. Правда, у Лизбет звук получился гораздо громче и четче.
– Нет, нет и нет! Говорю тебе, все это не что иное, как чей-то розыгрыш.
Голос ее становился все более решительным.
– В последнее время не случалось ничего такого, что могло бы вызывать чье-то раздражение? Что могло бы заставить кого-нибудь думать, будто твой отец у них в долгу?
Присцилла недоуменно посмотрела на меня. Создавалось впечатление, что она не ответит, но она ответила – издала довольно странный смешок. Это был один из тех смешков, которые никак нельзя классифицировать как веселый, непринужденный и искренний смех.
– Мой отец? Сделал что-то такое, что вывело кого-то из себя? – Присцилла шагнула ко мне. – Ты, конечно же, шутишь, Хаскелл!
Может, Присс и не овладела в совершенстве скептическим хмыканьем, но с сарказмом у нее все в порядке.
– Послушай, Хаскелл, мне надо работать, – продолжила она после паузы, многозначительно глянув на пресс-папье. – У меня нет времени отвечать на твои идиотские вопросы.
Поскольку стол был завален папками, бумагами и бог знает чем еще, у меня не возникло сомнений, что ее действительно ждет работа. Однако серьезные сомнения относительно того, что мои вопросы идиотские, имелись.
Я открыл было рот, чтобы поделиться своим соображением, но Присс меня опередила:
– Не думаю, что нам стоит изображать сиамских близнецов. Ты можешь ждать меня за дверью. Здесь я в полной безопасности. Если, конечно, твой таинственный похититель не умеет проходить сквозь стены.
Она вздернула брови, презрительным взглядом окинула комнату и уставилась на меня.
Я понял намек, хотя не понять мог бы только слепой. Окна в кабинете Присциллы отсутствовали напрочь. Их попросту не было. Удивительно, но эта конура отнюдь не напоминала кабинет хозяйской дочки. Видимо, здесь скупердяйство Джейкоба Вандеверта вновь подняло свою уродливую голову. Комнатка была крошечной, никаких тебе ковров и панелей из красного дерева. Серый металлический стол, пара серых металлических стульев, серая металлическая табличка с надписью «Присцилла Вандеверт, главный менеджер». Буквы тоже серые и металлические. И словно этого было мало, стены кабинета выкрасили в светло-серый цвет, а пол покрыли темно-серым линолеумом. Откровенно говоря, кабинет Присциллы в смысле уюта мог посоперничать со склепом.
Хотя нельзя сказать, что он не соответствовал характеру хозяйки.
– Можешь захватить в коридор стул, – милостиво разрешила она.
Вот щедрая душа. По крайней мере не придется сидеть у нее за дверью на корточках. Ну спасибо, дорогая Присс.
Похоже, мне не оставалось ничего иного, как взять стул и удалиться с ним за дверь. Правда, я попытался сделать это с достоинством. Вздернул подбородок, расправил плечи и поднял стул. Мой исполненный достоинства выход был несколько подпорчен тем обстоятельством, что я неверно оценил ширину дверного проема. Когда я выходил, дверная рама издала неприятный треск, столкнувшись со спинкой стула.
Я даже не оглянулся. То, как Присцилла раздраженно затаила дыхание, красноречиво свидетельствовало о ее настроении. Кроме того, я, даже не оглядываясь, догадался, что Присс вылезла из-за стола и последовала за мной. Стоило мне вместе со стулом оказаться по ту сторону порога, как дверь с грохотом захлопнулась.
Не могу сказать, что я был в восторге от Присциллы. У меня даже мелькнула мысль, что она, наверное, права. Нет на свете человека, которому захотелось бы похитить Присс, – терпеть ее общество не так-то просто.
Я аккуратно поставил стул рядом с дверью и поудобнее устроился на нем. Мне вспомнилась школа. Вот так нерадивый ученик сидит у кабинета директора и вздрагивает каждый раз, как только открывается дверь.
На другой стороне коридора находился точно такой же кабинет. На медной табличке значилось: «Р. Л. Вандеверт, вице-президент».
Настоящее имя Р.Л. было Роско Лерой. Насколько я помню, он унаследовал его от своего прапрадеда, но совершенно уверен, что после начальной школы Р.Л. уже никто так не называл. Это был один из уроков, который мы, дети, тогда хорошо усвоили. Чтение, письмо, арифметика и то, что Роско Лероя нельзя называть Роско Лероем, а только Р.Л., а не то получишь в глаз.