Но более этого ее расстраивало хамелеонское поведение Зака Медисона. Она различила его раскатистый смех в какофонии общего гогота и поежилась. С тех пор, как Зак отдал этой компании алмазы и намекнул, что можно достать еще, между ним и Томом возникла мгновенная дружба. Глядя на них, можно было подумать, что это два давних и преданных друга, которые после долгой разлуки неожиданно встретились.
Словно ничего и не было. По углам заброшенной церквушки плясали отблески костра, отбрасывая зловещие тени. По телу Бет Энн пробежали мурашки.
Подумать только, ей было приказано ехать позади нестерпимо благоухающего Доджера, совершенно не считаясь с ее чувствительностью, так, словно она действительно была членом их шайки. Том распорядился, чтобы один из его людей отдал свою лошадь Заку. Медленным шагом они протряслись несколько миль по непроходимой глуши, и заехали в это забытое Богом место для какого-то «разговорчика» с Томом.
— Хочешь выпить, миссис?
Разбойник с небритой физиономией вынырнул перед ней из темноты с бутылкой в руке. Бет Энн откинула с плеч волосы и одарила зарвавшегося бандита таким холодным взглядом, что он мгновенно ретировался.
Бет Энн вернулась к прерванному изучению алтарного парапета с безмолвным вздохом облегчения. Пока что она была в состоянии пресечь любые заигрывания, но Бет снова и. снова проклинала Тома Чепмэна за то, что тот в живейших подробностях разболтал об их отношениях, и дал повод буквально каждому члену своей банды считать необходимым испробовать свою мужскую силу на несчастной женщине, волей случая оказавшейся в их компании.
А вдруг Зак намеренно приехал в «Отдых путника»? Сомнения овладели ее мыслями. Может быть, Зак все спланировал вместе с Томом. Вдруг все это было всего лишь конспирацией для того, чтобы добраться до богатств Вольфа Линдера, а она стала чем-то вроде бесплатного приложения. Лицо Бет Энн исказили страдания. Тяжело дыша, она прислонилась к дубовому парапету, стараясь побороть чувство, что ее предали, и не впадать в панику. Ее мысли беспокойно блуждали в поисках ответа. Молча она оглядывалась вокруг. Статуи давным-давно покинули свои ниши, свечи отгорели, и благочестивые верующие много лет не появлялись перед деревянным алтарем. Ничего не осталось, только лишь призрачное эхо прочитанных когда-то здесь молитв, но даже оно заглушалось шумными выкриками пирующей банды, оскверняющей священный храм. Продолжительная епитимья, наложенная на Бет Энн ее неискренним отцом вызвала в ней отвращение ко всему религиозному, и, казалось, царившее вокруг запустение должно было бы быть ей даже приятно, но вместо этого она ощущала неудобство и беспокойство. Ее взгляд остановился на светлом пятне на стене позади алтаря. Там когда-то висел крест, предмет благоговейного почитания верующих.
Вера.
А верила ли она или нет? Все, в конечном итоге, свелось к этому единственному вопросу. Была ли ее вера подобна этому бледному пятну на облупленный стене? Впервые в жизни Бет заглянула внутрь себя, чтобы понять во что она верит — не в то, что вдолбил ей в голову двуличный Вольф Линдер, и даже не в то, что она слышала в церкви на протяжении всех этих долгих лет, но скорее в то, что было в ее собственной душе. И в этот момент чувство умиротворенности наполнило ее сердце и отогнало ее страхи.
Конечно же, она верила. Она верила в милосердного Бога, который любит свои создания и всегда желает дать бедным грешникам еще один шанс. Бет почувствовала, что больше ни в чем не обвиняет Бога. Она глубоко вздохнула. Ее мысли возвратились к Заку.
«Сохраняй хоть немного веры.» Разве не так говорил ей Зак?
Если она любит его, то должна верить, что ее сомнения в его искренности беспочвенны, и что когда придет время, всплывут истинные мотивы его поступков. Взглянув на все происшедшее, как на дар Провидения, Бет почувствовала, что глаза наполнились слезами.
— Будь спокоен, Том. Я ее развеселю — услышала Бет и резко обернулась. Развязной, самодовольной походкой к ней приближался Зак. В руках у него был сверток с одеждой. Ленивая, вкрадчивая улыбка, игравшая у него на губах заставила Бет вспыхнуть. Подумать только, она с трудом узнавала его, так легко он приспособился к грубому языку и манерам этих негодяев.