========== Часть 1 ==========
Новый день. Странно, он даже начался для меня. И чем он меня встречает на этот раз? Да как всегда – серый потолок с едва заметными разводами, исцарапанные стены, окно, занавешенное болотно-зелёными шторами, что украшены серебристыми нитями и листами. За ними наверняка уже солнечно, видна людная улица, а может там вечер или утро, полумрак, но не исключено, что ещё ночь и ни черта не видно. Одеяло слегка влажное от испарины. Наверное, я опять метался во сне. Сон. Что мне снилось на этот раз? Я уже и не помню. А, может, и помню, но не хочу вспоминать. Когда это началось? Месяца два назад. Что началось? Апатия, депрессия, безразличие, заторможенность. Да, хорошо, ничего не скажешь.
Свешиваю ноги с кровати и смотрю вниз, на пол, украшенный тёмно-зелёным ковром. Он жёсткий, неприятный, и его уже всюду подрала кошка. Морщусь и встаю с кровати. Ноги предательски дрожат от слабости, и приходится держаться за стену, чтобы выйти в коридор. Здесь светлее. Свет из кухни падает на линолеум, тоже принявший со временем тёмно-зелёный цвет. Значит, уже утро. Что же, хорошо.
В ванной холодный кафель. Вода столь же ледяная. Нет, горячая вода есть, но зачем она мне, когда столь хорошо приходить в себя благодаря ледяным каплям, стекающим по телу? Взгляд невольно падает на зеркало. Да, ну и видок же у меня! Лицо осунулось, карие глаза чуть туповато смотрят в ответ из отражения, белые волосы ниспадают на плечи, прибавляя лишь большую призрачность виду. Осунулось не только лицо, но и всё тело. Я стал похож на жертву дистрофии, подумать только! Скинув спальную одежду небрежной кучкой на полу, встаю в ванную и включаю ледяной душ. Так-то лучше. И вроде бодрость даже появилась и силы на то, чтобы дойти до ближайшего продуктового магазина.
И не успеваю выйти из ванной комнаты, как раздаётся звонок в дверь. Пару дней назад я заметил, что этот звук стал меня дико раздражать. Как, например, сосед, что сверлит стены в десять утра каждый выходной. Наверное, каждый сталкивался с таким. Подхожу к двери и открываю. Ну да, кто ещё мог заявиться ко мне с утра пораньше кроме тебя, любимый? Ты как всегда прекрасен в своём обличье. Аспидно-чёрные волосы туго вьющимися локонами ниспадают на плечи, чёрные глаза с синим отблеском смотрят прямо, а сейчас – даже несколько строго. Не люблю этот твой взгляд. Он напрягает меня, а когда я напрягаюсь, у меня начинает болеть голова, я злюсь, и мы с тобой ссоримся. Ссоримся до криков, до драки, до страстного секса. При мысли о последнем я довольно усмехнулся и откинул мокрую прядь волос со лба.
– Что такое, Гилберт? Ты сегодня как-то рано.
– Ты не отвечал на звонки, Артемис, – серьёзно говоришь ты, проходя в квартиру и закрывая за собой дверь. Надо смазать петли, а то она так жутко скрипит по ночам, когда выхожу курить, что все приведения дома прячутся по углам. – Уже три часа дня.
– Я спал, – отмахиваюсь и иду на кухню, чтобы приготовить тебе кофе.
– Ты очень много спишь, – снова этот тон.
Тебе не идёт этот тон, Гилберт. Твой бархатный голос тут же становится таким жёстким, неприятным и режет мой слух. Сколько можно меня обвинять в таком ритме жизни? Я работаю, когда придётся, делаю, что хочу, что ещё может быть лучше? Ведь ночь… Ночь, вообще, сама по себе прекрасна, как на неё не посмотри. Особая прелесть ночи в пустоте, в отсутствии людей, в отсутствии шума. Она будто таит что-то, скрывает под своим величественным крылом, изредка озаряя светом ночных светил. Это время суток всегда было моим самым любимым, хотя, частенько, я забываю про это, проваливаясь в сон и получая сны, которые в последнее время становятся всё более и более тревожными, будто опасными, предупреждающими. Конечно, графиня-ночь хранит в себе и некую опасность, которую мне пока постичь не удалось. А ведь я уже многое перепробовал за свою совсем не короткую жизнь.
– Артемис? – твоя горячая рука ложится на моё обнажённое плечо
Наверное, я слишком задумался, стал слишком рассеян.
– Да? – ставлю на огонь турку, чтобы сварить нам с тобой твой любимый кофе, хотя я его не очень люблю. Он слишком крепкий, слишком горький, но ты рад, когда я пью то же, что и ты.
– Я сказал, что ты много спишь. Ты заболел? Вид у тебя измождённый, – обнимаешь за талию и кладёшь подбородок на плечо.
Да, оставайся вот так всегда. Так тепло и спокойно становится, когда ты вот так тихо дышишь возле уха и обжигаешь горячим дыханием кожу. И даже не важно, что кофе может сбежать или мы можем куда-нибудь опоздать. Задумчиво улыбаюсь, помешивая тёмную жидкость с мелкими крошками зёрен на поверхности в турке:
– Нет, поздно ложусь и поздно встаю. Я сова, забыл?
Ты тихо посмеиваешься, и твои губы обжигают кожу позади уха. Незабываемое ощущение твоей близости, за которое я готов продать душу.
– Ничуть, – тихо смеёшься.
О, Гил, у тебя божественный голос, а когда ты смеёшься, я готов растаять. Такой бархатистый, ласкающий, обволакивающий. Мурашки бегут по телу, и я чуть передёргиваю плечами. Наверное, я опять задумался, потому что ты уже трепешь меня за плечо – кофе слегка пригорел, и на кухне повис терпкий аромат, который столь нравится мне, но не тебе. Выключив огонь под туркой, разливаю ароматный напиток по чашкам, отцеживая гущу через ситечко. Хочу уже тянуться за сливками и сахаром, но вспоминаю, что ты такое не пьёшь, и просто сажусь на стул, обняв пальцами тёплую чашку. Аромат горячего крепкого напитка витает где-то под потолком, щекочет ноздри, согревает. Как же уютно и спокойно, кухня расплывается перед взглядом, как и твоё лицо напротив. Ты пьёшь кофе мелкими глотками, я слышу это. Но ничего не вижу. Слух обостряется до невозможного. Слышу, как шаркает тапочками престарелый сосед по лестничной клетке, слышу смех внизу на улице, слышу твоё дыхание. Это раздражает, выводит из себя, заставляя мышцы лица исказить губы в лёгком презрительном оскале.
– Арти? – твой голос вырывает из забытья.
– Что? – делаю глоток кофе. Он обжигает горло и язык, хочется поморщиться от отвращения, но я улыбаюсь в ответ на твой взгляд.
– Ты меня вообще слушаешь? – ты недоволен, нетерпеливо встряхиваешь головой, чтобы откинуть со лба прядь чёрных волос. Они у тебя такие мягкие, и очень вкусно пахнут корицей. Это какой-то потрясающий японский шампунь. Я знаю, что ты их любишь. Обожаю зарываться в твои волосы пальцами или вдыхать их запах, когда ты уже спишь, а я всё не могу сомкнуть глаза.
– А что ты говорил?
Ты вновь недовольно хмуришься и снова немного отпиваешь из чашки:
– Я говорил о том, что твоя мать очень хочет тебя видеть. Да и твой отец.
Мать? Отец? Хм. Я не слышал о них вот уже пару лет, ровно как и о брате, что укатил в Ирландию к деду, вовремя отобрав себе хороший особняк и часть бизнеса. И что им могло от меня вдруг понадобиться?
– Что они хотели? – чувствую, как дрожит от злости мой собственный голос. Ну да, я ещё помню, как отец приложил меня головой о стену, когда узнал, что я сплю с его начальником. И сыном. И братом. Но сначала он узнал про начальника. И вот, этот очаровательный начальник сидит напротив меня и пьёт кофе.
– Понятия не имею. Но Андреа просила передать, что хочет тебя видеть, – ты тоже слегка не рад тому, что говоришь это. Я это вижу по едва заметной морщинке меж твоих бровей. Ты ослабляешь галстук и откидываешься на спинку стула, не сводя с меня взгляда. Ждёшь чего-то. И это ожидание во всех твоих жестах раздражает меня, заставляет мурашки бегать по телу, а пальцы теснее сжимают кружку. Роюсь в столе и достаю сигареты. Ты более-менее расслабляешься. Значит, ты ждал, что я закурю? А ведь раньше так ругал, сколько бесился из-за запаха вишнёвого табака в моём шкафу. Сколько нервов ты извёл на то, чтобы через пару лет заявить, что и сам куришь? Чуть усмехаюсь и закуриваю. Да, неплохо. Но после кофе курить с утра не самое лучшее. И пусть ты говоришь, что уже давно день и почти вечер, для меня всё равно утро. Звуки вновь становятся громче, ощущения обостряются, а перед глазами всё плывёт.
– Артемис! – Твой голос доносится до меня откуда-то издалека, но я слышу в нём нотки испуга, ужаса и паники. Что такое?
С трудом открываю глаза и обнаруживаю себя лежащим на полу кухни среди осколков чашек, опрокинутого стола и стула. Упал в обморок и стал хвататься за стол? Забавно, забавно. Ты нависаешь надо мной, а я чувствую острую боль во всём теле – осколки впиваются в кожу, плечо и бедро ноют после удара, стул придавил ногу, ударив по щиколотке, а на запястье ожог от сигареты. Поднимаешь меня, пытаешься поставить на ноги, и я понимаю, что ног совершенно не чувствую, меня колотит дрожь, мысли путаются в голове. А ты такой красивый и сильный. Тебе идёт испуганное выражение лица, любовь моя. Сразу вспоминаю, как ты дрожал в моих объятиях тогда, в своём кабинете, когда я расстелил тебя на твоём рабочем столе. Ты был напуган, ничего не понимал, но тебе нравилось то, что я вытворял с тобой. А потом ты и сам пришёл ко мне, и закрутились наши отношения.