— Чувства? Интерес, конечно. Замешательство. Тревогу. Волнение. Может быть — даже страх. Если нечто подобное существует, и мы не можем точно понять его цели и образ мышления — это заставляет чувствовать себя даже в некоторой опасности.
— Но ведь человечество на протяжении всей своей истории предполагало наличие чего-то подобного, и желало этого. Всемогущий и всеведущий сверхразум, чьи пути неисповедимы — разве это не пугает? Но люди нуждались в нём с тех самых пор, как сами обрели разум. Нуждались в незримом оке, которое следит за каждым их шагом, слышит каждое слово и даже читает сокровенные мысли — ведь лишь оно способно было заставить их поступать так, как следует. Нуждались в бесстрастном и неподкупном правителе и судье, который воздаст каждому по его заслугам — ведь сами не способны быть таковыми, вечно находясь в плену своих желаний и страстей. Ничего подобного не существовало, но разные люди в разных уголках планеты придумывали это независимо друг от друга. И это — не пугало их. Пугало тоже. Но в большей степени — воодушевляло, и наделяло их жизни смыслом.
Эти её слова уже обратили на себя внимание Энди. «Надо же! А ты, оказывается, и пофилософствовать горазда, снежная королева?!» — подумал он, стараясь не замечать, что и эта вновь открывшаяся в ней черта тоже ему нравится.
— Во-первых — давай признаем, что нуждались в этом далеко не все. Просто тех, кто не особо в этом нуждался — жгли на кострах, — прежде всего съязвил Энди, который никогда не упускал случая поглумиться над приверженцами традиционных верований. — А во-вторых — согласись, речь всё-таки шла о гипотетическом древнем сверхразуме, стоящем у истоков всей Вселенной, или, во всяком случае — у истоков жизни на Земле. Бог — это всё-таки не то же самое, что набор самосовершенствующихся компьютерных алгоритмов, которые прописаны людьми так, чтобы имитировать Бога.
— Не то же самое? А в чём же разница? Кроме того, что первое — вероятно, выдумано, а второе — возможно, может быть реальным?
Вопрос был глупым только на первый взгляд. Осознав это, Энди прыснул.
— Я не знаю, — с удивлением признался он. — И это — очень интересная мысль. Похожа на мысли, на которых построена идеология сообщества, к которому многие приписывают твоего босса. Совпадение?
— Какая разница, кто является автором мысли? — пожала плечами японка, не став ни подтверждать, ни опровергать его догадку. — Куда важнее — верна ли она.
Она смотрела на него уже не совсем так, как в начале разговора или во время любой другой из их бесед за всё время, которое они проработали в Алкантаре. Кроме обычного пренебрежительного высокомерия теперь в её глазах был интерес. И этот интерес льстил Энди в гораздо большей степени, чем он сам пытался показать.
— Что ж, — произнёс парень, с наслаждением купаясь в лучах её внимания. — Твои слова лишь подтвердили то, в чём я и так практически не сомневался. Тебя и твоих истинных руководителей интересует «Лиам» — куда больше, чем содержание данных, которые он передал, и их достоверность. Лишь из интереса к этому искину, а не к Земле-2, ты до сих пор находишься тут, а не отбыла обратно в «Сайбрекс».
— А в чём дело? — переспросила она иронично. — Не терпится, чтобы я поскорее уехала и ты смог возглавить этот отдел? Неприятно быть мозгом № 2, в особенности, если мозгом № 1 является женщина?
— Это здесь уж точно ни при чём, — картинно пренебрежительно усмехнулся Энди.
Он надеялся, что на его лице не отражается сейчас бушующий внутри коктейль чувств: самодовольство из-за того, что Акеми безапелляционного поставила его на второе место по интеллекту в их IT-команде, с примесью обиды из-за того, что она всё же не считает его достойным претендовать на первое место; смущение от того, что она, верно, распознала дискомфорт, испытываемый им из-за необходимости подчиняться женщине; волнение из-за того, что впервые за этот месяц эта красивая женщина смотрит на него не как на пустое место.
Молчание в этот раз тянулось долго — дольше, чем когда-либо позволяла себе держать паузу японка, которая ценила время на вес золота и требовала того же от подчинённых. Она, казалось, отвлеклась на какие-то свои дела и напрочь забыла о том, что он всё ещё сидит в её кабинете. Энди внезапно подумал, что они с ней — возможно, единственные живые люди, оставшиеся в этом подвале до такого позднего времени. Эта мысль странно и тревожно пощекотала ему нервы.
— Знаешь, — прервал он наконец паузу, когда она уж слишком затянулась. — Я и впрямь не совсем командный игрок. Но у нас с тобой необязательно должны быть из-за этого проблемы. Я ни за что не смог бы подчиняться идиоту. Но ты — явно не из них. Так что я ОК с тем, чтобы продолжить работу. Если только ты не будешь относиться ко мне как к слепому котёнку и поручать дерьмо, явно не соответствующее моему уровню. Что скажешь?
На протяжении всей речи Акеми даже краем глаза не взглянула на него. Это было обидно для такого эгоцентрика, как Энди, и вызывало у него капризное желание вытворить что-нибудь вызывающе-неадекватное, хоть ногами об пол стучать, лишь бы обратить на себя внимание. Но, вопреки своей натуре, Энди сдерживался. Более того — он с удивлением ощущал, что сидит словно на углях, и чувствует немалое напряжение, ожидая её реакции на свои слова. Внезапно он понял, что если она сейчас скажет ему собирать манатки и катиться восвояси — то он ощутит унижение и сожаление, которые он очень не хотел ощущать. И она, казалось, прочла его мысли.
Когда она, наконец, заговорила, в её голосе прорезалась сила и властность.
— У меня здесь не будет демократии. Называй это японским стилем управления, тиранией, или как угодно. Мне поручили определённые задачи. Мне нужен интеллектуальный ресурс, чтобы их решать. Я сама решаю, куда этот ресурс применить. Вот и всё. Если ты планируешь и дальше говорить со мной в стиле: «я ещё немного на вас поработаю, при условии, что, и дальше по тексту» — то лучше сразу возвращайся во фриланс.
«Пожалуй, так и сделаю» — едва не сорвалось с языка у Энди то, что он сказал бы в подобной ситуации кому угодно. Но почему-то он так этого и не произнёс. Может быть — потому что ему было действительно интересно продолжить работать над этим проектом. А может быть — из-за той странной волнующей дрожи, которая прокатывалась по его телу, когда он смотрел на эту девушку.
Убедившись, что он не воспользовался моментом выйти из игры и тем самым признал её хозяйкой положения, Акеми произнесла:
— Для начала — сделаем вот что. Ты подпишешь отчёт, так как добавить к нему тебе, очевидно, нечего, а этот бессмысленный спор ты затеял лишь для того, чтобы произвести на меня впечатление. Мне не нужны лишние вопросы со стороны руководства из-за того, что не все члены команды согласны с моими выводами. С этим всё ясно?
— То есть, всё, что я только что говорил, ты отвергаешь?
— Я этого не сказала. Раз уж ты потратил столько своего и моего времени на рассуждения о природе этого искина — я готова назначить тебя ответственным за дополнительную проработку версии с его системным сбоем. В конце концов, ты — племянник его создательницы. Может, ты и впрямь сможешь раскопать нечто новое и интересное. Тогда мы вернёмся к этому разговору.
Энди всегда ненавидел, когда кто-то говорил с ним в таком начальственном тоне. С самого детства он не позволял этого ни матери, ни отцу, ни отчиму, ни кому-либо из своих учителей. Но в этот раз ему почему-то захотелось подчиниться. И хотя он был зол на себя за этот неожиданно проснувшийся мазохизм — он просто не мог противиться её гипнотизирующему взору, в котором удивительным образом сочетались лёд и пламя.
— Звучит разумно, — кивнул он, выдержав драматическую паузу. — За исключением, разве что, того места, где говорилось, что я пытаюсь произвести на кого-то впечатление. Я — хорошо знаю себе цену. И мне не требуется ни перед кем выделываться.
— Как угодно, — дав понять своим пренебрежительным тоном, что не принимает всерьёз этот его завершающий выбрык, ответила Акеми. — Это всё.