— Ты прекрасно знаешь о чём. Мы с самого начала пытались привлечь к сотрудничеству китайцев, россиян и арабов. Они не захотели присоединиться к нам. Предпочли основать собственный проект, в котором первую скрипку будет играть Пекин. Что ж, не лучший расклад для нас. Но значит ли это, что возможности для сотрудничества с ними полностью утрачены? Пусть даже на правах младшего партнёра, как бы нам ни было неприятно переходить на такую роль…
От этой мысли учредитель корпорации пренебрежительно отмахнулся.
— Я не верю в аналитику, которая говорит, что «Синьцзы» с высокой долей вероятности предложит нам сотрудничество. Они сосредоточили в своих руках колоссальные ресурсы, рядом с которыми наши — это капля в море. Максимум, что им может быть интересно в нашем проекте — это несколько десятков уникальных мозгов. А эти мозги и так постепенно перетекут к ним, если наш проект не «взлетит». Интересна ли им политическая поддержка Бразилии и деньги бразильских инвесторов? Если и да, они станут говорить о них с Сильвией Перес, или напрямую с инвесторами, но не с тобой или со мной. Не обманывай себя насчёт плана «Б», Моника, и не смотри в сторону китайцев. Поздно отступать или искать обходные пути. Игра идёт ва-банк.
Мейер вздохнула, нехотя признавая его правоту.
— Как я понимаю, ты тоже возлагаешь надежды на пятницу? — спросила она.
— Не знаю, кого ты там имела в виду, говоря «тоже». Что до меня — то я строю планы, а не «возлагаю надежды», — порывисто поправил её Рикардо, нахмурив густые чёрные брови от того, что уловил в её интонации явный скепсис.
— Я это и имела в виду.
— Но всё же подобрала слова неудачно. Я собаку съел на инвестициях, Моника. И я не раз доказывал это, приумножая капитал «Gizu Projects». Неужели ты думаешь, что теперь, начав восхождение на самую высокую из вершин, на которые я когда-либо зарился, я подхожу к вопросу спустя рукава? У меня есть планы, выверенные до таких мелких деталей, которые не выверяют и чёртовы инженеры у вас в Алкантаре. Целая матрица планов. Я прекрасно знаю, какие ресурсы хочу получить и от кого. Я знаю, как подобрать ключик к ним. И я их обязательно получу. Но лишь при одном условии. Если мне не придётся продавать им воздух, приправленный ветром, сервированный с аппетитным ничто!
Лишь последняя фраза, прозвучавшая импульсивнее предыдущих, выдала, что Рикардо вовсе не настолько спокоен, как пытается показать.
— Я понимаю, о чём ты, — деловито кивнула Мейер. — В этом здании несколько сотен лучших мозгов, которые нам удалось найти, круглосуточно работают над тем, чтобы превратить наш проект из калейдоскопа фантазий в набор конкретных инженерных решений.
— Я хочу верить, что ты действительно понимаешь, о чём я, Моника. Потому что по продуктам, которые я от тебя получаю, создаётся иное впечатление. Кажется, будто ты не можешь совладать со всей этой академической братией и заставить её работать на результат вместо того, чтобы вести увлекательные научные диспуты и петь хором, взявшись за руки. А ведь именно для этой цели ты и нужна, Моника. Именно на этих твоих способностях ты поднялась так высоко в «Орионе». И сейчас требуется, чтобы ты раскрыла их полностью.
— Рикардо, — вздохнула она, готовясь оправдываться и защищаться.
— Не рассказывай мне о науке и об инженерии, — упредил её реплику он. — Я не вчера родился. Я понимаю, что невозможно сконструировать звездолёт и спланировать инопланетную экспансию за два месяца. Понимаю, что вы можете построить сейчас какие угодно планы, а полученные вскоре после этого новые вводные заставят вас смыть первоначальные планы в унитаз. Это понимают все разумные люди. Но в мире инвестиций принято говорить на другом языке. На языке обещаний, которые звучат абсолютно уверенно и чертовски убедительно. И неважно, насколько они правдивы.
Наблюдая за увлечённой жестикуляцией Рикардо, Моника подумала, что он был в этот момент очень похож на своего покойного отца. Тот был способен сорвать аплодисменты от любой аудитории, даже если на момент выхода к ней оттуда были готовы бросаться в него гнилыми помидорами. Мог подать любое дерьмо так, что ты запишешь его на первое место в свой wish-list. И сын, похоже, унаследовал уникальный дар отца. Не для того ли, чтобы разделить и его судьбу?
Мейер знала, что ей не следует затрагивать эту тему. Но следя за тем, какое непомерное самомнение и эго движет Рикардо, до какой степени тот утратил из виду любые берега, она не удержалась.
— Когда-то твоему уважаемому отцу пришлось пожалеть о щедро розданных им обещаниях. Не думаю, что Альберто хотел бы, чтобы его сын повторил эту ошибку.
Как она и ожидала, этот комментарий был принят в штыки.
— Не говори об отце так, будто ты была с ним знакома, Моника. Ты была в те времена скромной лабораторной мышкой. И не тебе судить, что было его ошибками.
Взглядом он предостерёг её от того, чтобы она продолжила ступать по этой опасной почве. Однако Моника не могла позволить заткнуть себя, ещё и пренебрежительно назвав «лабораторной мышкой», человеку, который в те времена и вовсе был сопливым школьником.
— Обо всём уже давно рассудила история, — безапелляционно развела руками она.
Рикардо ещё какой-то миг буравил её взглядом. Его взор напоминал роботизированный лазер, просчитывающий, хватит ли у него мощности, чтобы превратить находящуюся перед ним каменную глыбу в груду песка. Но Моника не отвела глаз. Как всегда бывало, когда Рикардо не удавалось продавить свою линию одной лишь властностью и напором — он резко сменил тактику и стиль поведения. Уж чего у него было точно хоть отбавляй, так это мобильности мышления и адаптивности.
Вместо того, чтобы разразиться праведным негодованием из-за поруганной отцовской чести, он лучезарно усмехнулся улыбкой человека, у которого ещё остался туз в рукаве.
— О, давай поговорим об истории. Я люблю историю. Отец тоже её любил. И он очень хорошо знал, что следует сделать, чтобы войти в неё.
Подкрепив мысль энергичной жестикуляцией, он напомнил:
— История показала, что отец сумел запустить корабль, который достиг в итоге своей цели. Если быть точным, то он сумел консолидировать и направить в нужное русло необходимые для этого ресурсы. Но это, в сущности — главное. Если бы не папино мастерство в управлении бизнес-проектом, рассеянные гении вроде Доминика Купера жили бы и дальше своими фантазиями, не умея объяснить обществу важность своих идей, не зная как превратить идеи в проект. Если бы не папин талант продажника, то вся заумная полемика о Земле-2 так и оставалась бы предметом интереса пары тысяч гиков. Никто не построил бы первый в мире аннигиляционный реактор стоимостью в миллиарды криптокредитов — он так и остался бы незавершенной фантазией никому не известной женщины по имени Синтия Блэйк. Никто не отправил бы корабль в другую звёздную систему.
— Я — последняя, кто станет с этим спорить, Рикардо.
— Тогда что за ерунду ты мне задвинула насчёт жалости о щедро розданных обещаниях? Отец сумел достичь того, чего он достиг, лишь с помощью бескрайнего моря розданных им красивых обещаний, которые породили в головах людей мириады фантазий и грёз. Точно так же в своё время Маск сумел зажечь в людях огонёк марсианской экспансии. Он дал им мечту о большем. А этого самого «большего», позволю себе напомнить, от никчёмной красной пустыни никто из поверивших так и не дождался. Как и их дети со внуками. Но разве в честь Маска не названа главная марсианская станция? Разве его не продолжают называть одним из величайших людей XXI века? И поверь мне, очень скоро имя моего отца будет реабилитировано и займёт столь же значимое место. Каждый школьник будет знать, что благодаря этим титанам человечество совершило величайшие технологические скачки века. Но об одном школьники не будут задумываться. О том, что оба этих человека не заняли бы своих мест в истории, и определённые её страницы вообще не были бы написаны, если бы они были консервативны и скромны в своих обещаниях.
Признавая кивком головы, что Рикардо — мастер пафосных речей, Моника, тем не менее, ответила ему с долей скептицизма.
— История развивается по спирали. Но с каждым новым её оборотом человечеству всё сложнее продать космического кота в мешке.