— Любые контракты превращаются в никчемные бумажки, когда на кону оказываются интересы родной страны! От санкций и преследований мы тебя защитим! Русские своих не бросают! Так что не дрейфь, рви любые чёртовы контракты и айда к нам — заниматься настоящим делом!
Дослушав его речь и выдержав паузу, Лев наконец молвил, стараясь, чтобы его голос оставался ровным и спокойным:
— Да, ты верно отметил, Гена — я офицер. Так что не могу забывать о понятии, без которого слово «офицер» имеет немного смысла. О чести.
— Так я именно об этом тебе и толкую! О чести! О долге! О патриотизме!
«Ну это уж слишком» — подумал Королёв, чувствуя, что закипает.
— При всём уважении, Гена — давай мы, два семидесятилетних мужика, у которых уже внуки ходят в институт, прекратим говорить так, словно я — новобранец, а ты — политрук.
— Ну давай, — нахмурился Кожедуб, уловив в интонациях Льва что-то недоброе.
— Вот уже почти два месяца я занимаю должность заместителя главного конструктора космического корабля. По факту — я операционный руководитель всей конструкторской команды. Нет таких технических секретов проекта, которые мне не были бы открыты в силу моей должности. Ты агитируешь меня перейти в «Синьцзы» в разгар стартовавшей гонки. Но сделав это, я вынужден был бы раскрыть администрации «Синьцзы» все наработки и ноу-хау «Терра Новы». Я предоставил бы вам несправедливое преимущество в гонке, в которой вы и так имеете солидный гандикап, с вашими-то ресурсами. Это означало бы предать доверие и плюнуть в лицо пригласившему меня великому учёному, Доминику Куперу, и каждому из членов команды, с которыми я успел сродниться, плодотворно проработав рука-об-руку эти месяцы — честных трудяг, которые живут проектом и верят в него. Ты правда считаешь, что так может поступить человек чести?
— А в чём, собственно, проблема? Ты же сам минуту назад говорил, что все мы работаем на одно общее дело. А теперь — боишься, что разгласишь нам какие-то там секреты?! Не очень-то ты последователен, дружище! Да и о каких вообще секретах речь?! Мы живём в мире открытых данных! Я более чем уверен, что вы в Алкантаре не успели достичь ничего, что могло бы быть нам хоть немного интересно! Храни свои секреты и дальше, они нам не нужны! Твоя голова и руки — вот и всё, что нам нужно. Они всё ещё принадлежат тебе?! Или выкуплены твоими новыми хозяевами с потрохами?!
— Давай не будем переходить на оскорбления, Гена.
— Да о каких оскорблениях может идти речь, Лев?! Ты же герой! Генерал-майор Военно-космических сил! Кавалер стольких орденов! Наши внуки твою фамилию в школьных учебниках истории читают! Моей фамилии там нет, а твоя — есть! Ты разве не понимаешь, что к тебе и ожидания предъявляются соответствующие?! Что слова и поступки героев нации — это отражение всей нации?! Не понимаешь разве, что будет совершенно неправильно и дико, если в такой важный исторический момент ты окажешься не с нами, а по другую сторону баррикады?! Что, по-твоему, твоя внучка будет рассказывать своим одноклассникам?! Что её знаменитый дедушка, герой-космонавт, работает по контракту в Бразилии, на иностранцев, в то время, когда отечественная космическая промышленность так остро нуждается в опытных кадрах?!
— Я бы не стал настолько всё драматизировать и постоянно вмешивать в это детей и внуков. А также жён, — произнёс Лев с напором. — Я не хотел затрагивать эту тему. Но мне не нравится, что какие-то люди говорят о моих делах с моей женой и моими детьми, чтобы через них на меня надавить. Я не люблю, когда на меня давят. Особенно — через близких.
— Ну кончай ты уже это. Скажи прямо — ты всё ещё русский, Лев? Или уже перекрасился?
— Я — сибиряк, Гена. Сибирь — вот уже тридцать лет как независимое государство. Наряду с Союзом дальневосточных республик, — напомнил Лев.
При упоминании о новой реальности, в которой страна находилась после затяжного кризиса 80-ых годов, Кожедуб, как и каждый истинный реваншист, рассвирепел.
— Всё это — чушь собачья! Ты сам это знаешь! Тридцать лет назад внутренние и внешние враги едва не разорвали нашу страну на части! Но им это не удалось! Ничего, что теперь мы называемся Евразийской конфедерацией, а наши бывшие Сибирский и Дальневосточный округа изменили свой юридический статус. Это — всё ещё наша земля! Мы обязательно вернём прежнее единство и прежнюю силу, как не раз уже делали прежде, назло врагам! И этот проект может стать началом возврата прежней великой России!
— Вот именно из-за таких разговоров у нас в Сибири большинство людей и поддерживают независимость, — не удержался от ответа Лев, понимая, что сжигает мосты.
— Что ты сказал? — ошалело переспросил Кожедуб.
— То и сказал. Именно из-за таких разговоров практически все наши соседи шарахаются от нас и не могут забыть наших агрессивных нападок. Когда-то мы называли «братскими народами» много стран на западе от нас. Напомнить, где они сейчас?
— Ты меня что, геополитике собрался учить, Королёв?!
— Ничему я не собираюсь тебя учить, Кожедуб. Это — бесполезно. Ты и такие как ты продолжат тянуть нашу страну туда, куда вы её тянете, пока люди наконец не поумнеют и не выберут на ваше место других, или пока Китай окончательно не всосёт нас в себя.
— Ох и наговорил уже ты, Королёв, — пораженно покачал головой Геннадий. — Просто поверить не могу, что такое от тебя слышу. Крепко же тебя обработали. Остаётся надеяться, что это произошло уже после отставки, а не во время службы. И это, между прочим, теперь тщательно проверят.
— Ну да, конечно же. Любой, кто имеет своё мнение — это шпион или изменник. Извечная русская мантра, — устало махнул рукой Лев. — Когда же нам наконец надоест выдумывать себе врагов и быть страшилищем для всего мира? А впрочем, зачем я спрашиваю? Даже будь у тебя на этот счёт своё честное мнение, Гена — ты бы его не стал при «товарищах» озвучивать. И так — всю жизнь. Надоело.
— Это мне надоело слушать твой маразм. Ты получил предложение. Твой ответ?
— Я вынужден отказаться. Я остаюсь верным своему слову и своему контракту. Поступаю так, как надлежит, в моём понимании, порядочному мужику.
Выслушав Королёва, Кожедуб неприятно усмехнулся.
— Ты — я смотрю, запутался уже вконец в своих гусарских понятиях. Ты правда пытаешься убедить себя, что в твоём предательстве есть что-то благородное? Это звучит жалко.
— Думай что хочешь. Я уверен, что мои бывшие коллеги меня поймут.
— Да? — мстительно сузив глаза, переспросил Кожедуб. — О, обещаю, уже очень скоро ты узнаешь, что думают о твоём поступке соотечественники, бывшие коллеги, друзья и даже родные. Узнаешь из очень многих источников. Если ты думал, что у тебя получится поступить так с нами, сохранив своё доброе имя — ты очень сильно ошибался!
— Даже так? Не погнушаетесь поливать меня грязью после всего, что я сделал для страны? — спросил Королёв.
Однако он обращался к пустому экрану — Кожедуб уже прервал связь.
Лев ещё некоторое время простоял в одиночестве, один в тёмной спальне, покусывая губу и с удивлением замечая, что его руки слегка дрожат от волнения, что редко случалось с ним за тысячи часов в космосе.
Он сказал больше, чем хотел. Перешел больше красных линий, чем планировал. И за это ему предстоит заплатить. Бросив хмурый взгляд на собственное фото в авиационной форме, Лев с тоской подумал, что не ожидал такого исхода, верой и правдой служа своей стране. Впрочем, этот русский парадокс давно и хорошо известен, много где воспет и описан: от героя до предателя — всего один шаг.
Когда он открыл дверь спальни, Тамара ждала за порогом, держа в руках тарелку с ужином. По её раскрасневшемуся лицу он сразу понял — жена слышала всё от первого до последнего слова. И услышанное её не порадовало.
— Доволен собой? — спросила она с обманчивым спокойствием, едва сдерживая дрожь в голосе. — Потешил своё упрямство и самолюбие?
— Томочка, родная… — Лев сделал к ней шаг и протянул к ней руку, но она отступила.
— Скажи только, в чём я провинилась?! А дети наши — чем провинились?! Внуки?! О них ты подумал?! Как нашему Егору теперь университет заканчивать, а?! Зятю нашему как теперь будет на службе?! Нам же Ленка этого не простит! Как мы вообще с ними видеться теперь будем, а?! Тебе же после того, что ты тут наговорил — домой ехать нельзя! Ты об этом не подумал?!