Оттуда в дымном свете разрушенных горящих зданий через мутную пелену дождя я увидела двигающуюся в нашу сторону еще одну огромную машину, а за ней крошечные пригнувшиеся фигурки.
Из-за тучи вынырнул флаер, я прыгнула на борт, и мы мгновенно взмыли. В последний момент пыталась обернуться, посмотреть назад… Но дверцы оказались плотно закрытыми, очень плотно, а меня просто швырнуло на кучу груза. Маленькое наше суденышко, уворачиваясь от прожекторов и осколков, направилось к ожидавшей его «Зимней буре».
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОТСВЕТ ДРЕВНИХ ОШИБОК
Баржи покоились в темноте застывшего канала. Укрывший их перинами снег неузнаваемо смягчал линии. Вся поверхность самого канала, пирсов, причальных кнехтов и подъемных мостов тоже несла нежный груз снега, а высокие здания по берегам с разнообразными окнами, балконами и водосточными желобами мягко светились белизной.
Кэйб знал, что канал – это, наверное, самый спокойный район города во все времена, но сегодня даже он казался неправдоподобно застывшим. Он отчетливо слышал свои шаги в нетронутой белизне – тихий скрип, тишина, тихий скрип и вновь тишина. Он остановился, поднял голову и принюхался. Воздух ничем не пах. Кэйб впервые наблюдал город при такой тишине, густой снег гасил всякий звук и запах. К тому же был полный штиль, и канал, еще и не скованный льдом, стоял неподвижно, без единого плеска.
Ни один огонек не отражался в черной воде, и потому казалось, что ее не существовало вовсе, этакое абсолютное ничто, в котором летят ничем не поддерживаемые баржи. Это тоже было непривычным, ведь весь остальной город, весь мир сияли сейчас огнями.
Кэйб задрал голову. Снегопад прекратился, тучи над городом и дальними горами бледнели и таяли, открывая яркие звезды. В вышине начинала светиться дымная, едва заметная линия, становившаяся все шире и шире по мере того, как медленно исчезали тучи. В небе не было видно ни одного судна, ни грузового, ни пассажирского. Птицы, казалось, притаились в своих гнездах.
Не было слышно и музыки. Обычно в городе Акьюме музыка если прислушаться (а Кэйб умел очень хорошо слышать), лилась отовсюду. Но этим вечером даже он ничего не слышал.
Приглушенность – нашлось подходящее слово. Город был приглушен этой необычной, редкой ночью («Сегодня вы танцуете при свете древних ошибок!» – сказал утром в одном из интервью Циллер, и в словах почувствовалось любование красивой фразой). Это состояние почувствовалось на всей территории Ксаравва, а может, и на всей Орбите Мэйсак.
Но все же казалось, что этой приглушенностью город обязан лишь снегу. Кэйб постоял еще немного, гадая, чем еще можно объяснить эту тишь. Существовало что-то таинственное, что он и раньше видел, но никогда еще он не попытался понять как следует, в чем тут соль. Чтобы иметь дело с самим снегом…
Он обернулся, посмотрел на свои следы в глубоком снегу и неожиданно увидел не одну, а три цепочки. Кто, какое четвероногое могло сделать вторую тропинку? Конечно, он подозревал, и Хаб, без сомнения, подтвердил бы его подозрения, – что это были следы нашего уважаемого гостя хомомдана, посла Кэйба Ишлоера.
Ах, как мало тайн в эти дни! Кэйб огляделся, затем неожиданно подпрыгнул в каком-то странном танце и принялся изучать следы с грацией, которую невозможно предположить в таком большом теле. Он делал это очень внимательно, явно стараясь остаться незамеченным. Следы шли, в точности следуя его маршруту. Так-то лучше. И о чем он думал? Только о снеге и снежном безмолвии.
Следы складывались в некое подобие звука, аккомпанировавшего погоде; в нем слышались вздохи и рев ветра, шипенье и барабанная дробь дождя, туман и свет, капли и струи. Но сам снег падал бесшумно, как с экрана телевизора с отключенным звуком, словно Кэйб внезапно оглох. Да, все было именно так.
Удовлетворенный, Кэйб упал на тропу, как глыба снега падает с высокий крыши, и посмотрел на длинную белую линию барж, на миниатюрную лавину падающих снежинок – и засмеялся.
Тихо, чтобы не потревожить тишины.
Наконец, на плавном изгибе канала появилось несколько огней большой баржи и одновременно намек на какую-то музыку. Мягкую, нетребовательную, но все же несомненно музыку – предчувствие музыки, как порой это называлось. Не сам концерт, но лишь только звук настраиваемых инструментов.
Концерт. Кэйб удивился, зачем его пригласили. Посольский дрон И. X. Терсоно в послании, врученном сегодня в полдень, требовал его присутствия. Послание было написано чернилами на плотной бумаге и вручено маленьким дроном, вернее, летающим серебряным подносиком, да. Обычно Кэйб и так всегда являлся на концерты Терсоно, происходившие каждый восьмой день. Особое приглашение нечто означало. Хотели ли ему дать понять, что, приходя раньше на концерты один и не приглашенным, он был слишком самонадеян?