Квилан подумал и о том, не могли ли давно ушедшие аэросферы иметь контакты с давно ушедшими Чела. Была ли некая связь между этими сублимированными душами?
Кто знает, как мыслят и как взаимодействуют сублимированные? Кто знает, как работает сознание других рас?
Квилану казалось, что на все подобные вопросы могли ответить только сублимированные, и понять это можно было только одним-единственным путем.
Его попросили создать некий миракль[18]. Его попросили совершить массовое убийство. Квилан попытался заглянуть в себя и подумал, а следит ли и в этот момент за всеми его мыслями суровый челгрианский бог, слушает ли его вопросы, наблюдает ли за возникающими в его мозгу образами, вспыхивающими в его мозгу мгновенными видениями. Взвешивает ли бог достоинства его души? И, наконец, смутно понял, что пока он сомневается в своей возможности создать этот миракль, он полностью обречен на исполнение геноцида.
Вот и этой ночью, проваливаясь в вязкий сон, он вновь вспомнил ту ее комнату в общежитии университета, где они открылись друг другу, где он узнал ее тело лучше, чем свое, лучше вообще всего на свете, и не уставал познавать его в темноте ночи и при свете дня, и изливать свое семя снова и снова.
Но использовать все это сейчас Квилан не мог. Он только мог вспоминать эту комнатку, видеть темную движущуюся тень ее тела, когда она вставала включить свет или прикрыть окно, если шел дождь. Однажды она притащила откуда-то старинные эротические веревки, которыми надо было связывать друг друга, и позволила связать себя. А потом связывала его, и он, всегда считавший себя самым некрасивым из всех юношей, гордился своей нормальностью, своей силой, своей неутомимостью в этих плотских играх…
Он и сейчас видел перед собой ее сказочную тень, изгибающуюся в розоватых огнях ночника. Да, сейчас, здесь, в этом странном мире, через столько времени и в миллионах световых лет от тех блаженных дней и мест, он все еще воображал себя встающим с постели и идущим на другую сторону комнаты, где на полке стоял маленький серебряный кубок. Когда она желала порой стать совсем обнаженной, то хотела снять и серебряное кольцо, подаренное матерью, и его обязанностью, его правом, его миссией было снимать это кольцо с ее тонкой руки и класть его в серебряный кубок.
– Все нормально. Вы там?
– Да, мы там.
– Итак, посылайте.
– Да. Нет.
– Хм… Что ж, начнем сначала. Думайте о…
– Да, о чашке.
– Вы абсолютно уверены, что устройство работает, ваша честь?
– Абсолютно.
– Значит, дело все-таки во мне. Я просто не могу… Это просто не мое. – Квилан уронил в суп кусочек хлеба и горько рассмеялся. – Или мое, но я никак не могу выцарапать это из себя.
– Терпение, майор. Только терпение.
– Вот так. Вы там?
– Да-да, мы там.
– Посылаю.
– Жду. Кажется…
– Да! Ваша честь! Майор Квилан! Оно работает!
Эйнур мчался к ним прямо из столовой.
– Ваша честь, а какую выгоду получат от моей миссии союзники?
– Не уверен, что знаю, майор. И это не тот предмет, о котором нам стоит беспокоиться и вам и мне.
Они сидели в маленьком прогулочном суденышке на два лица, принадлежавшем «Душе небес».
Потом все тот же самолетик, что доставил их сюда, забрал Висквила и Квилана в обратившую дорогу. Но теперь они набирали скорость в направлении одного из тех солнц-лун, которые обеспечивали аэросферу светом. Луна быстро приближалась, и ее свет исходил из того, что казалось гигантским ровным кратером с ровными краями, занимавшим половину поверхности. Он казался полуприкрытым зрачком какого-то невиданного инфернального[19] существа.
– Все дело в том, что технология работает, майор, – ни с того ни с сего заметил Висквил.
Они уже провели десять успешных испытаний с запасом объектов, погруженных в Хранителя душ. Сначала несколько часов Квилан безуспешно пытался закрепить первый успех, и, в конце концов ему удалось переместить даже два объекта. После этого чашку прятали в разных частях судна, и у Квилана лишь два раза ничего не вышло, а потом все пошло как по маслу. На третий день он переместил всего два объекта, зато сразу в разные концы корабля. На четвертый день чашку впервые вынесли за пределы «Души небес».
– Мы следуем к той луне, ваша честь? – уточнил он, когда громадная луна закрыла перед ним весь горизонт.
– Рядом. – И Висквил указал рукой: – Видите? – Крошечное серое пятно плавало с одной стороны солнца-луны, едва заметной в волнах сияющего света. – Вон туда.
Это было нечто среднее между кораблем и станцией. И, вероятно, было создано на ранней стадии одной из тысяч цивилизаций Вовлеченных. Место представляло собой сборище серо-черных цилиндров, яйцеобразных фигур и шаров, соединенных прочными проводами. Эти фигуры медленно вращались на орбите солнца-луны, сконструированной таким образом, что они никогда не пересекали мощный поток света, идущий со стороны, обращенной к аэросфере.
– Неизвестно, кто ее построил, – заметил Висквил. – Она болтается тут вот уже несколько десятков тысяч лет и даже здорово модифицирована теми, кто когда-то пытался использовать ее для изучения лун и самой аэросферы. И она отлично экипирована, чтобы обеспечить нужные нам условия.
Маленькое суденышко скользнуло в ангар, приютившийся в одном из крайних цилиндров. Они подождали, пока подадут воздух, и вышли в холодную атмосферу, пахнущую чем-то едким. На другом конце ангара тут же появились два конусообразных дрона и приблизились к ним, оказавшись с двух сторон.
В голове у Квилана на этот раз не зазвучало никаких голосов, лишь из глубины одного дрона раздался гулкий металлический звук:
– Ваша честь, майор, следуйте за нами.
Они прошли по проходу мимо множества зеркальных дверей и вышли в какое-то подобие галереи с единственным большим и сферическим окном. Это могло быть и обзорным куполом океанского лайнера, и рубкой межзвездного круизного судна. Шагнув ближе, Квилан обнаружил, что окно – или экран – гораздо выше и глубже, чем казалось на первый взгляд.
Впечатление стекла или экрана, впрочем, тут же пропало, едва только Квилан осознал, что видит перед собой единую огромную ленту медленно вращающегося вокруг странного мира. Сверху и снизу слабо светили звезды, среди которых выделялась пара поярче.
Мир казался ровным, огороженный внизу и по краям серо-голубыми прозрачными стенами; поверхность делилась на части длинными пронумерованными полосами серо-коричневого, белого и серо-черного цвета. Через весь мир от стены к стене тянулись горы, так же деля его в разных направлениях.
Между ними лежало множество земель и целый океан. Земли были, по большей части, в виде отдельных материков, а частью – в виде достаточно крупных островов, тонущих в зеленых и голубых морях и в огромных зарослях малинового, коричневого и красного. Острова эти тянулись тоже от одной стены до другой, и кое-где имели моря, озера, были покрыты лесами, застроены городами и деревнями.
Надо всем этим великолепием клубились, скользили, извивались, скручивались в кольца, волновались и выгибались в дуги облака, создавая над водой и сушей призрачную фантастическую дымку.
– Вот что вы увидите, – прогудел один из дронов. Висквил похлопал Квилана по плечу:
– Добро пожаловать на Мэйсак, майор.
– Пять миллиардов, Хайлер. Мужчин, женщин, детей. Нам предстоит ужасная вещь.
– Да, но нам не пришлось бы этим заниматься, если бы они прежде не сделали того же самого с нами.
– Они? Эти люди, Хайлер? Эти, которые здесь, на Мэйсаке?
– Да, эти люди, Квил. Ты видел их. Ты разговаривал с ними. Когда они узнавали, откуда ты, как удерживались они, чтобы не оскорбить тебя! Только благодаря тому, что они слишком гордятся своей хваленой демократий, только эта гордость удерживает их! Они чертовски заносчивы, как носятся со своими правами и возможностями говорить и делать всякие глупости!
18
Миракль (