– Я сомневаюсь во всем, Хайлер.
– Квил?
– Да?
– Ты еще в строю, а? Ты еще намерен исполнить свой долг?
– Да. Намерен.
– Молодчина. И позволь мне сказать тебе вот что: я восторгаюсь тобой, майор Квилан. Делить с тобой твое сознание для меня не только честь, но и подлинное наслаждение. Жаль только, что времени у нас осталось так мало.
– Но я еще ничего не сделал. Я не совершил перемещения.
– Ты сделаешь это. Они ничего не подозревают. Чучело ведь берет тебя в самое сердце их дурацкой цивилизации, в самое средоточие их лжи. И ты справишься.
– Я умру, Хайлер. И умру в забвении – вот единственное, что меня волнует.
– Прости, Квил. Но то, как ты уйдешь… лучшего пути нет.
– Хотел бы в это верить. Но скоро и это не будет иметь никакого значения. Скоро ничего не будет…
Терсоно издал звук, будто имитирующий прочищение горла:
– Замечательный вид, не правда ли, посол? Просто потрясающий. Известно, что некоторые люди стоят или сидят здесь и пьют часами. Да и вы сами, Кэйб, стоите здесь уже, кажется, полдня?
– Вероятно, так, – ответил хомомдан, и его низкий голос эхом отдался в галерее обозрения. – Прошу прощения, я забыл, что для машины половина дня – это колоссальное время. Простите меня, Терсоно.
– О, тут нечего прощать. Мы, дроны, прекрасно приспособлены к терпению и спокойно переносим время, пока люди заняты своими мыслями и делами. Мы обладаем целым набором процедур, специально выработанных тысячелетиями на период подобных задержек. И мы, смею вас уверить, гораздо более дроны – простите мне подобный неологизм, – чем большинство людей.
– Как удачно, – заметил Кэйб. – Благодарю вас. Я всегда считал вас выдающимся созданием.
– Вы в порядке, Квилан? – спросил аватар. Квилан повернулся к сереброкожему существу.
– Я в полном порядке, – и он жестом указал на перспективу поверхности Орбиты, медленно проходившую перед ними, торжественно и победно вспыхивающую мириадами огней. Несмотря на расстояние в полмиллиона километров, она казалась почти рядом. Обозрение было сделано правильно, не так, чтобы казалось, будто между наблюдающим и объектом находится всего лишь стекло, дело было, скорее, в сильном увеличении, дающем возможность рассмотреть детали.
Впрочем, сама галерея вводила зрителей в гораздо больший обман, поскольку медленно вращалась в сторону, противоположную вращению поверхности.
– Квилан.
– Хайлер.
– Ты готов?
– Теперь я знаю причину, по которой они дали мне тебя, Хайлер.
– Неужто знаешь?
– Думаю, что да.
– И какова же она?
– Ты не мой тыл, Хайлер – ты их.
– Их?
– Висквила и наших союзников – кто бы они ни были, – а также тех высокопоставленных военных и политиков, которые санкционировали эту резню.
– Выскажись яснее, майор.
– Казалось, что старому вояке думать особенно незачем, а?
– Что?
– Ты ведь здесь не для того, чтобы я имел возможность поплакаться кому-то в жилетку, и не для того, чтобы у меня была компания, и даже не для того, чтобы помогать мне советами относительно Цивилизации, а, Хайлер?
– Разве я был в чем-то не прав?
– О, нет. Нет, они дали тебе полную базу данных по Цивилизации, но все это можно было почерпнуть и из стандартных общественных источников, типа библиотек и т. д. Ты мой надсмотрщик, Хайлер, – я повязан.
– Я в шоке, Квилан. Тебе не кажется, что это звучит настоящей клеветой?
– Но ведь ты мой «второй пилот», а?
– Им я должен был быть, им я и являюсь.
– Да, на одном из тех старомодных аэропланов с ручным управлением, где второй пилот всегда готов заменить первого, если тот по каким-то причинам не справляется со своими обязанностями. Разве это не так?
– Точно.
– Словом, если я сейчас изменю свои намерения, если решу перемещения не производить, если скажу, что не желаю убивать всех этих невинных детей и женщин… То что? Что случится? Скажи-ка мне, Хайлер? И, пожалуйста, будь откровенен. Нам с тобой иначе нельзя.
– А ты уверен, что хочешь это узнать?
– Уверен.
– Вероятно, ты прав. Если ты не захочешь произвести перемещение, это за тебя сделаю я. Я знаю, как это делается твоим сознанием… всю процедуру от начала до конца. И, можно сказать, знаю даже лучше, чем ты.
– То есть, теперь перемещение будет произведено независимо ни от чего.
– Абсолютно верно.
– Что станет со мной?
– А вот уж это полностью зависит от того, что ты попытаешься сделать. Если ты захочешь предупредить их, то рухнешь мертвым, или тебя разобьет паралич, или начнешь нести всякую околесицу, или станешь кататоником. Выбор за мной.
– Нет, за мной. Я не верю, что ты можешь все это сделать.
– Боюсь, что все-таки смогу, сынок. Все это заложено в инструкции. Я ведь уже знаю все, что ты еще только собираешься сказать, Квил. Буквально. Только на секунду раньше, но этого достаточно. Я мыслю здесь чуть быстрее. Но, Квил, я не хочу ничего этого делать, и не думаю, что мне придется. А почему ты не говорил о своих сомнениях раньше?
– Я думал об этом давно и только не хотел спрашивать, чтобы не испортить наших отношений, Хайлер.
– А теперь собираешься испортить, так, что ли, тебя понимать? А я не хочу.
– Но ведь ты все это время только и караулил меня, чтобы я не подал им знака.
– Поверишь ли ты, если я скажу, что бывали часы, когда я вовсе не следил за тобой?
– Нет.
– Ладно, теперь это не имеет значения. Но теперь, конечно же, ты понимаешь, что я не оставлю тебя ни на миг. И все-таки, Квилан: ведь ты сделаешь это, правда? Я не хочу…
– Я сделаю. Сделаю. Тебе не придется ни о чем заботиться.
– Ну и славно, сынок. Все это действительно отвратительно, но надо сделать. И скоро все кончится, по крайней мере, для нас обоих.
– И еще многих и многих. Но… что теперь говорить… Мы идем…
Он сделал шесть удачных перемещений в самом центре того макета Хаба, который был встроен в станцию, вращавшуюся по орбите солнца-луны аэросферы. Шесть попаданий из шести попыток. Он смог это сделать. И сможет еще.
Они стояли в центре галереи наблюдения маленькой станции, и лица их освещались искусственным светом макета. Висквил объяснял то, что должно последовать за миссией:
– Мы понимаем, что через несколько месяцев Хаб Орбиты Мэйсак отметит прохождение света от двух вспыхнувших звезд, которые названы по имени Битвы Новых Близнецов во время Айдайранской войны.
Висквил стоял почти рядом с Квиланом, и широкая полоса света – симуляция того, что он увидит, когда действительно будет стоять на обзорной галерее Мэйсака, – казалось, проходила через уши старика. Квилан с трудом удержался от смеха и постарался полностью сосредоточиться на том, что он говорит ему.
– Разум, который сейчас находится в Хабе Мэйсака, когда-то был воплощен в военном судне, сыгравшем значительную роль в Айдайранской войне. Он разрушил три орбиты Цивилизации только для того, чтобы те не попали в руки противника. Он прекрасно помнит сражение и те два звездных взрыва… И особенно вспомнит их, когда свет второй из звезд будет проходить через Мэйсак.
– Вы должны получить допуск к Хабу и совершить перемещение перед вспышкой второй звезды. Вам ясно, майор Квилан?
– Ясно, ваша честь.
– Разрушение Хаба должно будет совпасть по времени с реальным светом второй звезды. Таким образом, будет казаться, что Хаб разрушил себя по своей вине и из-за ответственности за все, содеянное им во время Айдайранской войны. Смерть Хаба и людей будет выглядеть трагедией, но отнюдь не нападением. А души тех челгрианцев, что томятся в чистилище в скорби и страданиях, будут, наконец, допущены на небеса. Цивилизация подвергнется удару, который подействует на все хабы, на все разумы, на всех людей. Мы совершаем свою святую месть и только, и мы не берем больше жизней, чем требуется, – мы лишь справедливо наказываем людей, которые беспричинно и вероломно вмешались в наши дела. Так я говорю, майор Квилан?