Булочкин смотрел на них пристальным и словно бы рассеянным взглядом, не думая даже о попытке хоть что-то предпринять. Теперь, когда они подошли ближе, он мог уже разглядеть их лица. Они не были ничем защищены, по крайней мере, не было видно ничего похожего на шлемы скафандров. Лица пришельцев — ярко-желтого цвета — чертами напоминающие лица людей, хранили общее выражение непоколебимой доброжелательности, но оттенки чувств и мыслей менялись, сменяли друг друга с непостижимой быстротой, так что Булочкин не мог их разделить. (Гораздо позже он подумал, что это напоминает пламя костра, которое оранжево и сейчас, и через секунду, но сколько разнообразных очертаний оно примет, пока истечет секунда, и какое множество раз изменятся оттенки его цветов.)
Пришельцы остановились метрах в четырех от человека. Теперь, когда они остановились, они стали выглядеть еще призрачнее, чем тогда, когда двигались от своего корабля. Они были материальны, вещественны — в этом не возникало сомнения, — но тела их под светло-зелеными тускло отблескивающими трико непрерывно колебались, то замирая на едва уловимое мгновение, то вновь так же быстро изменяя жесты и позы. Самыми неподвижными были толстые подошвы их оранжевых ботинок, но и они, казалось, ерзали.
Булочкин подмечал все.
Происходящее ярко, до мельчайших деталей фиксировалось в его памяти, но чувства были будто притуплены, он не обобщал и не делал выводов, был не в состоянии понять, объяснить и предугадать, а только запоминал.
Несколько секунд пришельцы не предпринимали никаких действий, они лишь смотрели на человека глазами, переливающимися, как ртуть, но вдруг тот, что стоял справа, издал негромкий, но очень резкий короткий щелчок, и тут же из небольшого плоского прямоугольника, укрепленного поверх трико у него на груди, заспешили слова родного Булочкину языка, хотя он не сразу это понял: настолько непривычны были их тембр, темп, ритм и эмоциональная окраска.
— Мы, обитатели звездной системы Орион, приветствуем тебя, представитель цивилизации Земли. Мы отдаем полный отчет в том, что происходящее может казаться тебе невероятным и вызывать различные опасения. Заверяем, что для опасений нет оснований: наше отношение к людям всегда было и есть доброжелательным отношением, наши действия на Земле — гуманными и предельно осмотрительными. Ваша цивилизация еще очень молода, но со временем она займет свое место в Содружестве Разумных Миров. Мы не можем вмешиваться в ход протекающих на Земле событий, однако следим за ними с заинтересованностью и сочувствием. Наступит время, когда отношения между нашей и вашей цивилизациями примут характер тесного, взаимного, все углубляющегося сотрудничества…
Булочкин, потрясенный, вдруг понял, что вся эта пространная и напыщенная речь есть не что иное, как перевод короткого щелчка, изданного пришельцем.
Приветственная речь продолжалась еще пару минут, во время которых инопланетяне, как могли, старались сохранять неподвижность, потом тот, что был справа, вновь издал резкий щелчок. С первых же слов, вырвавшихся из переводного устройства, Булочкин понял, что торжественная часть встречи закончена и обитатели созвездия Орион приступили к деловой. Они сообщили, что в течение часа наблюдали за ним, потому что его поведение выглядело странным, но затем им в значительной мере удалось настроиться на его мысли и ощутить эмоциональную окраску переживаний, что и позволило сделать правильные выводы. Его желание переменить образ жизни и жажда своими глазами увидеть другие миры не только вызвали сочувствие, но потрясли их глубиной и искренностью. Именно поэтому они решили вступить в контакт и несколько отойти от своих обычных правил поведения на планетах, подобных земной цивилизации. По их тщательным расчетам исчезновение Булочкина ничуть не скажется на ходе земных исторических процессов, и если события последних минут не изменили его желание стать гостем и представителем человечества в другой цивилизации, то они будут рады исполнить его мечту.
Переводное устройство замолчало, обитатели созвездия Орион ждали ответа. Человек казался им персонажем из чудовищно замедленного фильма, им было невероятно трудно подлаживаться под его временной ритм.
Никогда еще Булочкин не испытывал столько противоречивых чувств. Исходя из своего жизненного опыта, он должен был воспринимать происходящее, как ошеломляющую убедительностью галлюцинацию, сценарий которой был безукоризненно выверен, а декорации и действующие лица обладали достоверностью голограммы. И, одновременно, он должен был бороться с этим ощущением, упорно твердящим о свершившемся безумии, воспринимать пришельцев, их слова и корабль, призрачный свет, невесть откуда льющийся, как абсолютную реальность, и принимать решение, сами мысли о котором казались углублением психического расстройства.