- Нет!
- Подумай...
Но...
Ты появилась в чем-то белом...
Устав с самим с собой в боях,
Готов отдать я душу, тело
За день, в котором ты - моя.
И жду ЕГО я с нетерпеньем...
Из трещинок глухой стены
Мне смотрит в спину пораженье
Тяжелым взглядом сатаны.
* » *
* * *
Ты - моя!
Упоительно-странно,
Словно нега тропических стран.
Слава Богу, ты не Донна Анна,
Да и я вовсе не Дон Жуан.
Ничего не сошлось: муж не умер,
Просто нет его у тебя.
Не мешал телефонный зуммер
Принимать Дон Жуана.
Скорбя, отвечала вдова на ласки...
За окном завывала метель.
И, не сняв ни перчаток, ни каски,
Ты ложишься на эту постель.
Мотоцикл у дома - ты дома.
В предвкушении глаз, слов и губ,
И любовной ленивой истомы
Покупаю цветы (Десять руб.)
Шоколадка... Цветы... Очень просто
Я повешу шляпу на гвоздь...
В дверь, прервав тяжелую поступь,
Постучится Каменный Гость.
Тамбур. Разбитые окна.
Курю в набегающий ветер.
За то, что глаза мои мокнут,
Дым сигаретный в ответе.
Пепельница-обочина,
Окурок летит за окурком.
А я от ветра всклокоченный
И стал похож на придурка.
Прошел лейтенант в сапогах.
Бывай, дослужись до полковника.
Мне выстукал поезд в стихах
Смешной анекдот про любовника.
Потом он просил прощения
И ехал, будто по вате.
И мне проводник угощение
Принес, словно он виноватый.
Я сделал в купе ресторан,
Но вряд ли мне будет лучше.
Я, как Мефистофель, в карман
Себе положил твою душу.
Я помню о бархатной коже,
Я помню изгиб твоих линий...
На влажном супружеском ложе
Мое нацарапаешь имя...
* * *
* * *
Проходить сквозь закрытые двери
И в чужие заглядывать окна,
Меру жизни деньгами отмерить,
Грызть запреты стальные волокна.
И любить пластилиновых женщин,
И тянуть на себя одеяло.
И по моде плевать в лица вещим
И растить в спокойствии сало.
Умирать по частям, понемногу,
Отпевать по себе панихиду,
И минировать к дому дорогу,
Не прощая былую обиду.
Спать с которыми это удобней,
А распятье сбросить в канаву.
Говорить, что живешь бесподобно,
Погружаясь в кипящую лаву.
Тлеть и нудно коптеть, и дымиться,
Но пытаться порою гореть.
Головою о задницу биться
И глазами в глазницы смотреть.
Целовать в упоении руки,
Можно женщин, а можно свои.
И топиться в стакане со скуки
И бросаться в ночные бои.
И слюной брызгать в лучшего друга,
И втыкать в спину нож, озлобясь.
Где найти мне выход из круга,
Чтобы напрочь забыть про тебя?
Не верь моим словам
Из страстно - влажных губ,
Не верь моим глазам -
Они бесстыдно лгут.
Я верю сам себе
И в нежность стертых фраз,
Но гнули мой хребет
Они уже не раз.
Не слушай шепот мой,
Чтоб не мешал он мстить,
И чтоб не смог держать,
Когда пора уйти.
53
* * *
Когда любовь переживает время,
Отпущенное пленником ее,
На плечи им ложится скуки бремя
И ожиданье избавленья от нее.
Что стало бы с Ромео и Джульеттой,
Когда б исполнились наивные мечты?
Любовь... Ты не тверди сейчас про это,
Все было бы не так, как хочешь ты.
Толстеющей Джульетте не придется
Переживать соблазны дураков,
На кухне дело ведь всегда найдется...
Ромео брюзглый, лысый и в трико,
Лежит с газетой, в полупьяной дреме,
Дымится в пепельнице сморщенный «бычок»,
В стакане чай спитой с краями вровень,
А он к любви стремился...
Дурачок.
Я не хочу ломать ничьих мечтаний,
Мы щедры, отхватив от жизни куш.
Чем старше - тем страшнее расстоянья
И пустота замшелых серых душ.
Гимн женщине
Первый восторг обладания плотью,
Руки дрожащие мальчика, стон
И упоенье, рожденное ночью,
Власть наслаждения, разума сон.
Пьяный восторг обладания первым,
Кровь на снегу, первый женщины плач.
Пальцы без кожи и тело - сплошь нервы.
Время работает - лечащий врач.
Я - атеист, но молюсь Магдалине,
Ты остаешься пределом мечты.
Губы и грудь, твое тело доныне
Счастье греховное - женщина, ты.
* * *
Рабыне Изауре, Марианне
и все их знакомым и
родственникам посвящается.
Кто-то с заплаканной рожею,
И нет конца спектаклю.
Вы бы, друзья, у нас пожили
Вы бы не так заплакали.
А в заводской столовой
Толстая Жануария
Кормила б похлебкой перловой