Наполнены уже все вивлиофики{14} множеством путешествий, а сего ради и являлось бы весьма напрасно оные изданием новые книги умножать, чтоб, может статься, быв смешана со столь многими другими, и не удостоена была быть прочитанной. Но я не мог однако воздержаться, чтобы не предложить свету того, что я видел и чему научился в такой стране, в которой, колико мне известно, никто не бывал, или, по крайней мере, о которой никто никакого не токмо описания, но ни даже упоминовения не учинил, да до которой и достигнуть трудно, а еще труднее все то познать, что по особливому мне счастию удалось уведать.
При чтении сих первых слов моего сочинения да не подумают здесь найтить великие чудеса в рассуждении естественного состояния, чудных зверей, птиц, гадов и прочее — богатства, кои бы могли привлечь европейское корыстолюбие, ибо хотя оно и есть, но тот народ, о котором я описываю, никогда не согласится вступить в торговлю, и сам, не имея нужды в наших произведениях, ни своих к нам не посылает, чтобы приучить нас, невзирая на превеликие трудности к ним доезжать, учредить свое плавание в их страну. Не для того сие, чтобы сей народ не был сообщителен и человеколюбив, но по некоим политическим причинам, о которых в течение сего путешествия помянется, неохотно чужестранных приемлет.
А дабы первое учинить показание о сей стране, она, яко лежащая близ полюса антарктического{15}, есть страна холодная и совсем сходственная на европейские северные страны, даже что те же в ней находятся растении, те же звери и прочее, а есть токмо некоторая разность в водяных птицах, которых уже естествоописатели, яко о живущих близ полюса антарктического, описание учинили. И тако, с сей стороны любопытства не заслуживает. Но если чем она достойна примечания — сие есть: мудрым учрежденным правлением, в коем власть государская соображается с пользою народною, вельможи имеют право со всею приличною смелостию мысли свои монарху представлять, ласкательство прогнано от царского двора, и истина имеет в оный невозбранный вход; в коем законы соделаны общим народным согласием и еще беспрестанным наблюдением и исправлением в лучшее состояние приходит; правительств немного и немногочисленно, но и дел мало, ибо внушенная издетства в каждого добродетель и зачатия их не допускает; в коем вельможи не пышные, не сластолюбивые, искусные, трудолюбивые, похвальное честолюбие имеют соделать счастливыми подчиненных им людей; остаток же народа, трудолюбивый и добродетельный, чтит, во-первых, добродетель, потом закон, а после царя и вельмож. То если желание познать таковое счастливое правление, которому бы желательно, чтоб называющие себя просвещенными европейские народы подражали, возбудит чье любопытство, то льщу себя, что тот будет иметь причину по прочтении сего путешествия довольным остаться. По крайней мере, я приложил мое старание, во время четырехлетней бытности моей в сей стране, елико можно все спознать и здесь то предложить.
Обыкновенно путешественники начинают свое рассказание причинами и местами отъезда их в отдаленные страны, а для сего и я необходимым себе почитаю учинить повествование о моей истории.
Я родился в Швеции от господина С…, человека, имеющего многие отличные достоинства и бывшего употребленна во многие знатные дела; мать же моя была рожденная баронесса Р., которой я на десятом году от рождения моего лишился. Родитель мой, от знатной фамилии происходящий, имел знатный достаток, но мать моя была весьма небогата, и все имении их состояли в провинции Скании. С самой юности моей родитель мой весьма старался меня изучить разным наукам, и я от девяти лет до семнадцатилетнего моего возраста препроводил в Упсальском университете{16}, где не щажено было ничего для научения меня всему тому, что может просветить мой разум; и я осмелюсь сказать в мою похвалу, что успехами моего учения никогда ни родителю моему, ни наставникам моим не подавал причин ни к малейшему огорчению. Меня особливо вела склонность к познанию математики и прав, в чем я довольно и преуспел.
Уже приспевало то время, когда родитель мой намерен был отправить меня путешествовать во Францию и чтобы там принять службу, ибо сие есть обычай в Швеции, утвержденный на трактатах: что служившие во Франции теми же чинами принимаются в швецкую службу. Во Франции же по политическим причинам охотно шведов в службу принимают и дают им чины превосходные; и уже чрез друзей своих родитель мой предупредительно писал о принятии меня и мне чин капитана артиллерии обещан был.