— Пап, а ты иконки купил, когда мы крестик у дедушки на могилке ставили? Дедушка из гроба не выйдет, как тот дядька? — вернул Максима в действительность голос Ваньки.
Он глянул на новый объект интереса маленького почемучки. Очередная поделка-страшилка шевелилась за окном — из надувного гроба в кустах вставал надувной скелет. Не страшный и довольно симпатичный.
— Нет, Вань, дедушка умер по настоящему, а это шутка для детей.
— А в чём шутка?
— Ты видишь скелетик непослушного мальчика. Он плохо себя вёл и сейчас ему стыдно. Теперь он хочет выйти и извиниться, а гробик его не пускает, — рассеянно ответил Максим. Подтверждая его слова, скелет побарахтался и втянулся обратно в гроб.
— Макс, не запугивай ребёнка, — подала голос Алина.
— Ты, лучше скажи, запуганный ребёнок, почему твоя воспитательница хочет с нами встретиться, опять дрался? — спросил Макс, глядя на сына в зеркало. Отпрыск озабоченно засопел, демонстрируя прямое попадания вопроса в цель.
— Ну, да, дрался.
— Почему на этот раз?
— Я Оливию защищал, её Карим всё время бьёт.
Максим порылся в памяти, припоминая детей из Ваниной группы. Карим, был вертким прохиндеем с шапкой курчавых волос и взглядом невинной серны. Афганские горы, которые были его родиной, лишь изредка проступали хищным оскалом крепких зубов сквозь обычные улыбки и забавные рожицы ребёнка.
— Дракой дела не делаются, — Алина оторвалась от планшетки и укоризненно посмотрела на мужа. — Макс, опять твоё воспитание «русские за весь мир в ответе», «никого в обиду не дадим, даже Сирию»?
— Почему воспитательнице не сказал? — вздохнул Максим, уже зная ответ.
— Сказал. Она не поверила. Говорит, что я фантазёр и наговаривать на друзей не хорошо. А он мне не друг, всегда толкает Оливию, когда никто не видит. А слабых надо защищать, ты ведь сам говорил.
— Говорил, — признал Максим. — Не пробовал его стукнуть, чтобы никто не видел?
— Пробовал, но он воспитательнице сказал, и она ему поверила.
— Макс, перестань, ты чему ребёнка учишь? — жена решительно выключила планшетку и взяла педагогические бразды в свои руки. — Ваня, нет сильных и слабых людей. Все люди сильные. Оливия сама может рассказать воспитательнице о своих проблемах. Если она не хочет этого делать, значит, ей нравиться, когда её толкают. Ты лучше скажи, зачем недавно просил написать год папиного рождения? Вы продолжаете цифры учить?
— Ага, я уже даже знаю что такое ноль. Ноль — это «никогда»! Папины цифры я все правильно переписал, воспитательница меня похвалила, а потом поругала, сказала, что я ноль неправильно написал.
— Подожди, подожди, почему ноль — это «никогда»?
— Ну, как же ты, мам, не понимаешь? Смотри, ребёнку ноль лет. Это значит, что он никогда не родится и никогда не умрёт.
— Правильно говорит твоя воспитательница, фантазёр ты, Ванюша. Так не бывает.
— Бывает, — упрямо ответил Ваня. — Воспитательница спросила у Кина: «У тебя есть братик»? Он ответил: «Да». Тогда она спросила: «Сколько ему лет?». Кина ответил, что он ещё не родился и в животике у мамы. Тогда воспитательница сказала, что ему ноль лет. Ну, это давно было, когда мы только начинали цифры учить. А вчера утром Кина сказал, что у мамы животика больше нет, а братик никогда не родится.
— Когда я был в детском садике, мы учились считать по яблокам. С яблоками проще, — заметил Максим.
— Странно вы цифры учите, — задумчиво сказала Алина. — Смотри Вань, я спрошу у воспитательницы, как у тебя математика продвигается.
Методист садика встретила их в просторном кабинете, после того как они благополучно сдали Ваню в группу и прошли в административную часть. Кабинет Максиму понравился — множество тумбочек, полочек с игрушками, картинки на стенах, у стола грифельная доска с забавно нарисованной рожицей. Мир взрослых был представлен солидным офисным принтером и шкафом с рядами картонных папок, но в глаза особенно не бросался и лишь слегка намекал, что это не игровая комната. Мадам методист Сильвия Альба усадила их в удобные кресла и решительно пододвинула стопку листков: