Цзян: У меня другое мнение. Нельзя сказать, что сциентизм ускоряет развитие науки; он, скорее, подобен загрязнению среды, он – цена, которую мы платим за экономическое развитие, которое мы наконец привели в порядок. Сциентизм как явление изначально вреден для науки.
Лю: Но сейчас мы обсуждаем научный подход в фантастике – то, как она описывает позитивные стороны науки и продвигает научное мышление. От этого, разумеется, не может быть вреда.
Цзян: На самом деле в Китае авторитет науки слишком велик.
Лю: Авторитет науки велик, но в Китае пока нет научного духа.
Цзян: Нам следует ввести пределы влиянию науки – и нет, при этом мы не уничтожаем научный дух. Научный дух – это не безоглядное поклонение науке, а дух сомнений, который позволяет сомневаться и в науке тоже.
Лю: Но для того чтобы говорить о научном сомнении и научном подтверждении гипотез, нужен пример. Как случилось, что в фантастике не менее 98 процентов работ проникнуты антинаучными настроениями? Так не должно быть. Если для обычных людей развитие науки – это темный, иррациональный мир, где нет ничего, кроме зла и катастроф, то как мы сможем распространять научный дух?
Цзян: Раньше я тоже думал, что это проблема, но теперь готов смириться с подобным положением вещей. Можно использовать следующую аналогию: если ребенок получает хорошие отметки, то становится невероятно надменным. Чтобы противодействовать этому, взрослые перестают хвалить его за каждую хорошую отметку и начинают критиковать его недостатки. Разве это не разумно?
Лю: Вы не могли бы рассказать о том, как именно в Китае проявляется авторитет науки?
Цзян: В Китае многие думают, что наука может решить все проблемы. Кроме того, они полагают, что наука – это лучшая система знаний, которая отменяет все остальные системы знаний.
Лю: Вот здесь наши мнения расходятся. Я не верю, что наука может отменить все остальные системы знаний, но считаю, что это самая полная и мощная система, которая есть у нас сейчас, – потому что она признает логический анализ, требует объективного подтверждения в ходе эксперимента и не признает авторитетов.
Цзян: Я изучал астрофизику и поэтому раньше тоже так думал, но где-то году в 2000-м мое мировоззрение начало меняться, и, разумеется, это был медленный и постепенный процесс. Причиной стало мое знакомство с западными антисциентистскими работами; мне даже кажется, что они правы. Вы думаете, что наука – лучшая система, и поэтому считаете, что все должны обладать научным духом. Но если научным духом обладает лишь часть людей, это нормально.
Лю: Он, по крайней мере, должен получить широкое распространение.
Цзян: Я хочу сказать, что не только люди обладают научным духом, могут принимать правильные решения, и, более того, во многих случаях все происходит ровно наоборот. Примером тому может служить ремейк «Соляриса» Андрея Тарковского, поставленный Стивеном Содербергом. На пустой космической станции люди обнаруживают много странного. Главный герой Крис видит свою жену Рейю, которая давным-давно умерла. Доктор Гордон говорит Крису: «Рейя – не человек, поэтому нам нужно ее (их) уничтожить», и это решение полностью соответствует научному духу и материализму. В конце концов они встают перед выбором: либо они возвращаются на Землю, либо их поглотит океан. В самой последней сцене Крис решает остаться и падает в океан, выкрикивая имя Рейи. Здесь у него нет научного духа, и он поступает так только ради любви. Разумеется, Содерберг заставляет его прыгнуть в океан, а когда Крис возвращается домой, то там его ждет Рейя. Конечно, этот выбор сделан не на основе научного духа, но разве он не прекрасен? То есть Содерберг говорит нам, что на самом деле планета Солярис – это метафора, обозначающая Бога.
Лю: Ваш пример не доказывает неправоту сциентизма. Проблема здесь в масштабах, ведь герой не принимает решение за все человечество. С другой стороны, если бы мы согласились с вашим выбором и вернули ее на Землю, какие последствия были бы у этого решения? Она – не человек, мы не знаем, кто она на самом деле и какой силой обладает, и тем более мы не знаем, что она привезла с собой на Землю.