Выбрать главу

— Как он одет?

Ничего не понял: одет, раздет... Ведь я только оглянулся, только мгновение и видел — лицо, руки, как он стоял. Громадный, сильный, горбатый, седой, волосы длинные...

— После встречи страшно было?

— Да как рассказать... Наверное, страшно. Но ведь он меня предупредил, чтобы я не боялся. Об этом я помнил.

«Карымские чудеса»

[По рассказам Ивана Васильевича Копьева, 1912 года рождения. Родился и вырос в деревне Турпавла Кондинского района. Неграмотный. Рыбак, охотник. В 1986 году вместе с женой Агнией Ивановной Копьевой жили в деревне Юмас Кондинского района]

— В лесу, в урмане ли, или в озере всегда есть хозяин.

Мы его вотчинником звали. А старики раньше называли комполь-хумполэн. Он может и наказать и одарить.

Наказать — это значит, что, сколько ни ходи на охоте и сколько ни старайся, а все равно ничего не добудешь. А одарить — это очень удачливая охота промысловика ожидает.

Когда на охоту в урман приходишь, сначала Его угощаешь, а потом уж сам ешь. Угощаешь и просишь удачи. Можно словами, можно и думать. А если этого не сделать, с чем придешь — с тем и уйдешь. Как угощать? На речке (на рыбалке) пурлахтэн делают, угощают хозяина воды (водяного), а в лесу, на охоте сразу же, как приходишь и себе пищу готовишь, так сначала, как все готово, поставишь в сторонку на пенек или еще на что и говоришь:

— Сегодня я тебя угощаю, а завтра ты меня угости. Дай мне удачи, добычи.

И проси все, что тебе надо. Сам знаешь, зачем пришел. А потом сколько-то времени там постоит еда, берешь и сам ешь.

— Может, не надо брать, а оставить хозяину?

— Нет. Надо обязательно взять и самому кушать. А то хозяин может подумать, что эта пища несъедобная. И не то, чтобы помочь на охоте, а даже наказать. Поэтому после того, как хозяина угостишь, бери и кушай сам.

И сейчас охотники в лесу, на охоте так делают. Местные-то все знают, а другие от них научились и тоже угощают хозяина леса и удачи просят. В лесу ли, в урмане, когда на охоту идешь, всегда так.

— Иван Васильевич! Вот вы его называете хозяин, вотчинник, комполь, хумполен, земляник-землячок, лесной или дух леса, яльвиль. А кто же он на самом деле?

— Мужик какой-то, а какой — не пойму... Раньше старики о нем знали и нам молодым об этом рассказывали. Предупреждали о нем. Всегда надо было о нем знать, когда в тайгу или урман на охоту идешь.

— Вот ты говоришь, что видела след комполя... Комполь — комполен — лесной человек-дух. Следов никогда не оставляет — такого не может быть. Я никогда его следов не видел.

«Крест поставил...»

Видел ли я сам комполя? Наверное, видел. Но точно не знаю, что это было.

Случалось это в марте 1958 или 1959 года. Направили нас, бригаду рыбаков из 8 человек, на рыбалку в Винтьевскую речку. Это километров 60 от Карыма. Речка эта в Обь впадает. Там водится обская рыба. Жирная, вкусная. Там у нас избушка была построена. В ней всегда и жили, когда рыбачили. И охотники в ней жили, если попадали в те края на охоту. А той осенью там охотничал Вахрушев Пантелей Андреевич. Но очень неудачно. И всем говорил, что он на этом месте «крест поставил». Мы ему говорили:

— Ты не молодой, не болтай, что не следует.

А он все свое:

— Крест поставил...

Так вот, приехали, значит, мы на рыбалку, и Вахрушев с нами в бригаде.

Ермаков — бригадир и техник лова. Коммунист. Приехали мы на двух лошадях. Всегда нам одну лошадь давал хорошую, бойкую. На всякий случай. И на этот раз у нас была такая лошадь — Карюха.

Остановились в избушке и пошли на озеро на рыбалку. Наловили рыбы и отправили Ермакова в избушку уху варить. Через некоторое время он назад приходит и просит рыбы.

Мы над ним смеемся:

— Ты что сырую, что ли, рыбу съел?

— Да нет. Рыбы в избушке не стало, пока за водой ходил...

— Как не стало?

— Не знаю... Сам принес, поставил на стол. Пошел за водой, пришел — рыбы нет. Никого не видел, ничего не слышал. И следов никаких нет.

— Смотри, — говорю (я там был старше всех по возрасту), — раз такое началось, еще может что-то случиться.

Ночевали спокойно. Утром мы все поднялись. И только хотел из избушки выйти Пантелей Андреевич Вахрушев, да в дверях замешкался. Его и опередил Александр Семенович Вахрушев. А я стоял как раз напротив двери. И только открыл дверь А.С. Вахрушев и вышагнул за порог (а Пантелей Андреевич как бы за его спиной оказался), и все мы, т. е. я, Александр Семенович и Пантелей Андреевич, увидели, что к нашей избушке (прямо на дверь) летит что-то черное, клубок не клубок, медведь не медведь. Меня в избушке (через дверь) даже ветром обдало, и тут же на глазах исчезло, как рассыпалось, или куда ушло-улетело, и ничего видно не стало. П.А. Вахрушев, тот, что все проклинал это место да крест на нем ставил, аж побледнел. Да хорошо, что за спиной Александра Семеновича оказался. А то бы ему и конец тут. Но к вечеру он заболел, плохо ему стало, а ночью и совсем заумирал. Так ночью его и увезли в Карым. И начал он после этого случая болеть. Врачи ничего признать не могут, а мужик поправиться не может. Совсем высох. Так и мучился не один год. Умирать не умирает и не поправляется.