Оставался, впрочем, еще подъесаул Каменец из третьего батальона, о котором Вадим, как назло, совершенно забыл, но было уже почти четыре, и заниматься его поисками времени не осталось.
6.Без двадцати минут пять, на набережной появились трое крайне подозрительных праздношатающихся граждан. Одеты они были в штатское, но партикулярное платье носили как-то неловко, и, хотя из кожи вон лезли, чтобы не бросаться в глаза, Давид их тут же вычислил и показал Вадиму. Реутов, который их, впрочем, сначала профукал, посмотрел и, приглядевшись, пришел к выводу, что Давид прав, ребята явно были не теми, за кого себя выдавали, и одежда на них была едва ли не с чужого плеча. Может быть, рядовые обыватели ничего подозрительного в них и не замечали, но, зная на что, вернее, на кого следует обратить внимание, принять этих мужиков за обычных граждан каганата, гуляющих теплым осенним днем по Софийской набережной, или, скажем, иностранных туристов, было бы затруднительно. А когда они заняли позиции на подходах к ресторану "Кружевница", исчезли и последние сомнения. Люди эти, по всей видимости, были здесь по делу, вот только по какому конкретно делу, оставалось пока не ясно. Но само их присутствие заставило Вадима не на шутку поволноваться.
К сожалению, Полина была уже внутри, и предупредить ее Реутов не мог. Вернее, мог, но…
– Не торопись, – остановил его Давид, говоривший сейчас исключительно спокойным ровным голосом. – Не похожи они на наружку. Давай подождем.
– А если… – начал, было, Вадим, но Казареев договорить ему не дал.
– Что сейчас, что через четверть часа, дела уже не изменит, – объяснил он. – И она не одна. Здесь мы с тобой, и у нас, между прочим, два ствола. – Давид легко тронул свою наплечную сумку. – Стрелять-то не разучились, господин полковник?
– Вроде, нет, – пожал плечами Вадим, с ужасом представляя себе, что ему действительно придется стрелять в представителей власти на одной из центральных улиц столицы.
"Армагеддон!"
Однако все было тихо. Мужики никакой активности не проявляли – двое пили пиво в открытом кафе по одну сторону ресторана, а третий делал вид, что читает газету на парковой скамейке по другую его сторону – и новые "действующие лица и исполнители" на сцене появляться не спешили. Однако чуть позже – было уже без пяти минут пять – по набережной проехал Воевода с целым лесом торчащих во все стороны антенн и с красными армейскими номерами. Двигался он при этом намеренно медленно, злостно задерживая уличное движение, но торопиться, явно, никуда не собирался. И более того, судя по реакции читавшего газету мужчины в темном костюме, появление этой машины было не случайно и даже, скорее всего, ожидаемо, во всяком случае, им и его "друзьями" ожидаемо. И, хотя мужчина и постарался проделать это как можно более незаметно, отчетливый его кивок кому-то, находившемуся внутри Воеводы, Вадим заметил и принял к сведению.
– Похоже, – задумчиво сказал Казареев, между делом, закуривая. – Это Полинин папаша проверяется.
– Возможно, – согласился с ним Вадим и вскоре убедился, что так оно и есть.
Буквально через пару минут после того, как исчез из вида армейский автомобиль, у входа в ресторан притормозил обычный вишневый Русо-Балт, и из него вышел высокий подтянутый мужчина в светло-сером костюме. Волосы у него были совершенно седые, и к Вадиму он лицом так и не повернулся, но Реутов Шуга узнал сразу, а когда увидел, что "невнятные господа" при появлении генерала "взяли стойку", но не на него, а на возможные угрозы извне, то сразу же и успокоился. Давид был прав, Генерал, очевидным образом, подстраховывался, вероятно, опасаясь привести за собой хвост, из чего следовало, что положение даже хуже, чем они подумали после давешнего телефонного разговора. Однако это была угроза отдаленная, о которой предстоит думать и беспокоиться потом, а на данный момент главным для Вадима было другое. Появление генерала, да еще и с собственной охраной, состоящей, судя по поведению этих парней, из лично преданных ему казачьих офицеров, означало, что Полине сейчас ничто не угрожает. Просто гора с плеч.
7.Прошло десять минут, потом еще пятнадцать, но на набережной по-прежнему все было тихо и спокойно. Гуляли люди, проезжали машины, светило солнце, лоточник около гранитного спуска к реке выкрикивал названия популярных в этом сезоне сортов мороженного, переодетый казак курил на лавочке, отложив в сторону, так и не прочитанную газету, а двое других неторопливо потягивали под пестрым тентом летнего кафе свое все никак не убывающее пиво. Все было обычно и узнаваемо, однако, не смотря на эту благостную картину, на душе у Вадима было не спокойно, и беспокойство его, казалось, только усиливалось с каждой прошедшей минутой. Что-то было не так, вот только, что именно, он никак не мог ухватить, и от судорожных попыток понять, что же его насторожило, начинал нервничать еще больше.
– Что-то затевается, – неожиданно прервал его напряженные размышления Давид.
– Да? Ты тоже чувствуешь? – Реутов как будто даже обрадовался, что это не паранойя у него в голове разыгралась.
– Я не чувствую, – как-то по-особенному ответил Казареев. – Девушка с цветами, мамаша с коляской…
"Девушка? Какая, к черту…?"
И тут Вадим, наконец, увидел. Парень с девушкой, которые появились на набережной минут пять – шесть назад и стояли все это время к нему спиной, глядя через парапет на медленно текущую из ниоткуда в никуда воду, теперь повернулись, пересекли тротуар, и пошли через проезжую часть, очень удачно угадав на зеленый свет светофора, прямо по направлению к "пьющим" пиво офицерам. Парень – "Студент? Чиновник?" – нес в левой руке портфель, а у девушки был пышный букет в подарочном оформлении, так что стилизованная под вологодские кружева белая оберточная бумага совершенно скрывала кисти ее рук. На руки Реутов обратил внимание только потому, что Давид сказал ему о цветах. А вот быстрый и какой-то совершенно не соответствующий ни стилю девушки, ни окружающей обстановке, взгляд, брошенный ею "вокруг", увидел сам и сразу же подобрался, потому что таким острым, сосредоточенным взглядом на людей и машины, составляющие обычный уличный фон, влюбленные девушки – да и вообще гуляющие люди – не смотрят.
"Они что…?"
Но, если это действительно были они, то развязка должна была наступить буквально в ближайшие секунды, потому что молодая женщина с коляской только что прошла мимо них с Казареевым, неумолимо приближаясь к курящему на скамейке казаку, а с другой стороны ей навстречу быстро шел мужчина в распахнутом сером плаще и, улыбаясь во весь рот, махал рукой. Левой. Потому что правая была у него в кармане плаща.
– Артем! – "радостно" крикнула женщина и тоже замахала свободной рукой, одновременно прибавляя шаг.
Все вроде бы было узнаваемо. Но то ли взведенные нервы обострили его восприятие, то ли эти так торопились, что не продумали всех мелочей, но фальшь в поведении этих двух пар, как будто совершенно не связанных между собой, мгновенно бросилась ему в глаза, стремительно отбрасывая Реутова из спокойного и устроенного мира девяностых, в безумие военного лихолетья.
– Держи! – Он сбросил с плеча сумку и, не оглядываясь, сунул ее Давиду. – Не спорь!
– Достань машину! – Бросил он через плечо, уже выходя из-под театрального портика, где они все это время стояли с Казареевым, покуривая, в тени колонн.
– Сударыня! – Крикнул он, спускаясь по ступеням. – Сударыня! У вас колесико…
Но женщина на его окрик внимания не обратила, продолжая быстро приближаться ко все еще ничего не подозревающему переодетому офицеру.
– Сударыня! Ваша коляска!
А вот ее "муж" Вадима увидел сразу, и улыбка мгновенно исчезла с его губ, а рука медленно, как в дурном сне или при замедленной съемке, поползла вверх из кармана плаща. Однако услышал Вадима не только он. Еще несколько человек на бульваре оглянулись на Реутова, почти сразу же, как и следовало ожидать, переводя взгляды на женщину с коляской. Посмотрел на нее и казак – она как раз остановилась вдруг и нагнулась над коляской – посмотрел, нахмурился и начал подниматься со скамейки.