Марволо удержал Гарри в своих руках и сжал почти до боли, прикрывая глаза. В прошлом он не испытал бы абсолютно ничего, узнав о смерти одного из своих людей. Да и сейчас не ощутил бы ничего сильнее досады, если бы умер кто-то из тех, с кем он держит дистанцию, к кому не привязывается никогда. А ведь смерти с их стороны ещё есть. Бой не может пройти без одной только потери. Но Рудольфус. Этот человек, благодаря Гарри, стал частью жизни Реддла, когда он вошёл в состав семьи Лестрейндж. И теперь боль потери перепала ему, вышибая воздух из груди.
Провалявшись в постели неделю и не имея ни о чём понятия, теперь он узнавал с чем боролись те, кто стал ему по-настоящему близок за два десятка лет. Не в силах, да и не собираясь контролировать свои мысли, Гарри ненароком показывал свои воспоминания о том дне — как отбивался от обезумевшего Долгопупса-старшего на фоне беспредельного магического хаоса убитой горем могущественной волшебницы.
Марволо прервал просмотр, положил ладонь на лоб крестника и, обращаясь к своей магии, чего долгое время был лишён, наслал сонные чары. Хватит с мальчика страданий. Всхлипы и тихие стоны прервались, а вместе с ними закончились слёзы. Гарри погрузился в спасительную темноту и Марволо перехватил его удобнее, целуя в висок.
— Отдыхай, мой маленький василиск.
Мужчина должен был хоть что-то сделать. Как-то успокоить, после пережитого. Такая боль не должна была выпасть на их долю.
***
Гарри продолжал спать и Марволо вскоре уложил его в свою постель. Перед тем как заменить очки на повязку для сна, он увидел, насколько измождённым было лицо. Даже во сне он не знал покоя. Сквозило напряжение. А тени под глазами… на них больно смотреть.
Также Реддл узнал сколько пробыл в заточении и сколько прошло времени, пока он восстанавливался. Три недели. Это слишком долгий срок.
Перед матерью парня был долг, и он готов был предстать перед ней, чтобы принести извинения и принять удар, который, без сомнений, заслужил. Смерть всех погибших на совести лидера.
— Дом Лестрейнджей, — тихо назвал адрес, заходя в камин, и перенесся в знакомую гостиную, очищая себя от сажи.
Место стало таким привычным… и таким холодным, пустующим сейчас. Атмосфера стояла ужасающая. Будто сам дом скорбел по ушедшему хозяину. А нестабильная магия хозяйки накрыла густым отчаянием и болью, продираться сквозь которое тяжело, словно через толщу воды.
Воткнутый в пол посох, излучающий чары успокоения, стоял словно светильник в кромешной темноте. Драко Малфой спал в кресле, сжимая жезл в руке, и через него транслировал чары.
Марволо вспомнил, что именно Драко переместил его домой и начал лечение. Мальчик хорошо постарался. Благодаря ему сейчас состояние Реддла стабильно. Он подошёл к отпрыску Малфоев ближе и коснулся платиновых, мягких волос. Одним только тактильным контактом он послал волны успокоения и влил в целителя некоторую часть своих сил, прекрасно понимая, какую сферу выбрал для себя Малфой. Гарри, находясь в Дурмстранге, в деталях расписывал их обучение.
Парень стал чувствовать себя, с приливом чужой магии, гораздо лучше. Дыхание стало глубже, а магический фон устойчивее. И трансляция стала ярче. Самодельное оружие реагировало на состояние своего владельца.
В залу вышел Северус, с подносом в руках, и коротко поклонился, увидев Повелителя.
— Рад, что вам лучше.
— Оставь эти формальности, Северус, — Реддл поморщился от одного только вида почтения. Сейчас оно так ни к месту. Он не хотел находиться в этом доме, как Тёмный лорд.
— Привычка, — коротко ответил мужчина и нахмурился, увидев бутылку на столике возле Драко. — Проклятье. Мальчишки всё спиртное растащили, — проворчал себе под нос, после чего накрыл Малфоя пледом. Затопить камин они не могли — стоило пламени разгореться, нестабильная и холодная магия Беллатрикс тут же тушила его. — Вам точно лучше? У меня есть парочка зелий.
— Я в порядке, — от небольшой лжи хуже никому не станет. Марволо был далёк от хорошего состояния и причина не в исчезновении магии на долгий срок. Та восстановилась в полную силу. Уничтоженный крестраж — вот в чём причина. Ноющая боль в груди ещё не скоро отпустит. И всё, что он мог — это не зацикливаться на ней. — Беллатрикс спит?
— Нет. Она в спальне, — коротко ответил Северус. — Едва удалось заставить её поесть. Сходите к ней. Может, ей станет лучше, когда вас увидит.
— Скорее хуже, — с тяжёлым вздохом ответил Марволо, когда зельевар уже ушёл, и направился в указанное место.
Тяжелый магический поток ощущался с каждым шагом всё сильнее. Он мог бы рассеять, подавить собственной магией, но не стал. Ведьме, может, легче от того, что она высвобождает. Держать всё в себе, в подавленном состоянии, бывает опасно.
Дверь отделяла мужчину от цели. За ней находилась его последовательница. А он не мог заставить себя взяться за ручку, повернуть её и зайти внутрь. Воспоминания, что Марволо увидел от лица Гарри, встали перед глазами, принося новые оттенки боли. Но он должен.
Открыв дверь, тёмный маг увидел Беллатрикс на полу. В той же одежде, в которой она билась неделю назад. Изодранная, с дырками от гари, осколков, и следами штукатурки. Словно сама одежда проецировала то же, что было на душе. На неё, всегда такую сильную колдунью, что не за красивые глаза являлась одной из лучшей среди Пожирателей смерти, смотреть невыносимо. К горлу подкатывал ком.
Марволо оказался прямо перед ней и попробовал сесть на пол, чтобы находится приблизительно на одном уровне.
— Белла.
Увидев его, женщина апатично кивнула. Облегчение от того, что милорд жив, было слишком слабым. Оно не способно перебить потерю мужа.
— Белла, — повторил её имя Марволо, чувствуя себя максимально растерянным. Не приходилось ему ещё заглаживать вину. Не перед последователями так точно. Слова давались тяжёло. — Мои слова не облегчат твою боль, не сделают лучше, но всё же услышь их. Я говорю искренне. Мне жаль. Жаль, что случилось с твоим мужем. В случившемся есть моя вина. Я признаю это. И прошу меня простить.
— Простить? — вдруг прошептала Белла и посмотрела в глаза тёмного мага. — Простить?! Да как мне вас простить?!
Апатия отступила перед лицом бесконечной злости. Женщина вскочила от гнева. Её глаза полыхали, а голос стал срываться от крика:
— Какого чёрта вы поверили Дамблдору и пошли на встречу один?! Мы бы не дали похитить вас, если бы вы взяли с собой хотя бы отряд! И Руди бы не погиб, защищая меня, если бы нам всем не пришлось лезть в львиную пасть, чтобы вас вытащить!
Её крики оправданы. Марволо не смел злиться. Не смел смотреть на неё с укором. Он принимал последствия. Поднялся после неё на ноги и молча признавал свою вину.
— Мы все рисковали… Мы все были готовы погибнуть в бою… но только сражаясь с вами… рука об руку… а не вытаскивая вас из ловушки, в которую вы попали по собственной глупости! А если бы я потеряла кого-то ещё?! — озарение было недолгим, когда она смогла говорить куда спокойнее, с недолгими паузами. Пришла новая вспышка и гнев захлестнул ведьму. Она схватила Повелителя за грудки. Страх, который внушал всем Тёмный лорд, стал ничем перед гневом вдовы. Слёзы потекли по щекам нескончаемым потоком. — Я могла потерять Гарри! Он убил за вас избранного паршивца! И самого его чуть не убили! Вы хоть понимаете, что бы я с вами сделала, если бы потеряла и его?!
Белла злилась за то, что он поступил так глупо. За то, что молчит. Она отчаянно стучала кулаками по его груди, и будь в ней силы — удары не были бы такими слабыми. Плечи тряслись от нового приступа. И Марволо сдался. Он резко притянул к себе убитую горем ведьму, крепко обнимая и всем своим существом прося прощение.
— Мне жаль, Белла… Мне очень жаль…
Раскаяние било по измученной душе. Совсем не такого он хотел для своих верных последователей, бывших с ним с самого начала пути и до этого момента. И не просто последователей. Они стали его семьёй.
Проходило время, а они продолжали стоять посреди комнаты, не выпуская друг друга из объятий. Белла вцепилась в мужчину, словно видела в нём спасение, и не отпускала после пролитых слёз. Их магия странным образом переплелась. Марволо не подавлял, а наоборот, подбадривал её, приносил в истерзанное болью сердце успокоение и тепло. Не только в физическом плане. Он должен был показать, что рядом, не оставил ведьму наедине со своим горем, что готов разделить его и сделать всё необходимое для спокойствия дорогого ему человека.