Саша снова вспомнил о программе «Санитар». После работы надо обязательно установить. Так будет спокойней. Истомин знал, что так будет спокойней в первую очередь ему. Это было своего рода перекладыванием тяжелой ноши на чужие плечи. Черт знает на чьи чужие плечи.
Теперь это был Оренбург. Прошло всего два дня, и снова девочка прыгает с девятиэтажки. Александр будто знал лично этого ребенка. Он не мог работать. Тягостное чувство потери, утраты, словно этот ребенок если не его, то очень близких друзей, не покидало его ни на секунду. Пустота, образовавшаяся от утраты, к концу рабочего дня начала заполняться тревогой, грозящей перерасти в панику. Он очень боялся за Сережку. Сашу пугало больше всего то, что он никак не мог нащупать «тумблер», который мог в неподходящий момент переключить мозг ребенка с «устроенности» на «неустроенность в личной жизни». Чертовы сухие термины, чертовы черствые люди, произносящие их!
Он каждый день разговаривал с Сережей. Каждый день спрашивал, как он провел день, пытаясь ухватиться за что-то, что подсказало бы ему причины беспокойства ребенка. А они были. Несмотря на то что Сережа всегда говорил о прекрасно проведенном дне, об играх в волейбол и теннис, его все же что-то беспокоило. Саша был просто уверен в этом. Ну не мог же он силой выбивать из него признания. Саша хотел пойти к учителям, поговорить с одноклассниками, но вовремя останавливался. Он не понаслышке знал, как может пагубно повлиять вмешательство родителей. Сверстники очень недружелюбно реагировали на поиски правды и защиты одного из них. В Сашином детстве прячущихся за спины взрослых называли ябедами, а сейчас – стукачами. Вообще Сашу поражал жаргон нынешней молодежи. Некая смесь из тюремной фени и компьютерного сленга. Он часто слышал «разговоры по душам», когда возвращался с работы домой. Во дворе, на детской площадке собирались воинственные дети, но это были уже не дети. По крайней мере, им казалось, что они уже не дети. Сигарета в зубах и баночка «Яги» в руках. Вот и все, что отличало их от обычных детей. Истомин поражался, куда смотрят родители. В своем детстве Саша даже и припомнить не мог, чтобы они друг друга дураком обозвали в присутствии взрослых. А если уж и вылетит какое словечко, то мало того, что его тут же отчитают очевидцы этого недоразумения, так еще и дома взбучку устроят. Нынешней молодежи делать замечания себе дороже. В лучшем случае уличные детки тебя пошлют по всем известному адресу, а в худшем – еще и проводят туда.
Истомин не боялся быть избитым, он боялся другого. Однажды он заступился за паренька, к которому пристала подвыпившая компания подростков. К Сашке на подмогу вышел Толик из четвертого подъезда. Поэтому гопота ретировалась, но одна перепившая девка все никак не унималась. Женька Ефремова. Ее воспитывала одна престарелая бабка. Родители умерли от пьянки. То, что стояло перед Толиком и Сашкой, брызжущее слюной и матерящееся существо, назвать воспитанным язык не поворачивался. Женька просклоняла всю их родню. Неизвестно, сколько это продлилось бы, но Сашка взял девицу за шиворот и отволок домой. Сдал бабуле, находящейся под легким хмельком.
На следующий день Истомин убедился в коварстве нынешней молодежи. Субботний день семья Истоминых собиралась провести на даче во Львовском. Утро было омрачено затянутым тучами небом. К часам одиннадцати Саша подумал, что пасмурный день – ничто по сравнению с обвинением в педофилии. И несмотря на то, что он был уверен в своей невиновности, ему было страшно. Не будь тогда с ним Толика… Черт! Если бы в конце концов не протрезвела тогда Женька со своей бабкой-воспитателем и не поняли, что сморозили глупость, сидеть бы сейчас Истомину по статье, мягко говоря, непочетной.
Нет, он все понимал. Педофилия – это вообще палка о двух концах. С одной стороны ублюдки (причем в таком количестве, что казалось, будто они сходят с конвейера на какой-нибудь фабрике), охотившиеся за детьми, с другой – дети, готовые обвинить тебя в педофилии только за то, что ты им сделал замечание. Наверняка дети ищут защиту в подобных обвинениях. Ведь им некому объяснить, что защита в первую очередь должна исходить от родителей.
Как бы оно ни было, Саша обходил стороной Женьку и ее компанию. Времена… Из-за ублюдков, жаждущих молодого тела, обычный добряк, угостивший детей конфетами, теперь воспринимается общественностью не иначе как педофил.