Опять отвлёкся. Но это в мыслях, а на самом деле я лечу по нескончаемому хвосту скутера – он настолько большой, что разница между концом и началом почти равна световому году. Экипаж даже попеременно переводят из хвостовой части в переднюю, чтобы одинаково старели, летаем-то на космические расстояния. (Здесь я улыбнулся своим мыслям). Но мне не надо было лететь до конца, кабинеты командования находились строго посередине.
Пролетев половину пути, я послал сигнал о своём приближении. Мне сразу ответили, чтобы я поторапливался. Кстати, я немой, не с рождения, нет. Здесь сделался таким. Поначалу я говорил вслух, потом бубнил про себя, даже пел, читал стихи, которые помнил со школы, окружающим это дико мешало, они удивлялись, как можно постоянно внутри себя вести нескончаемый монологодиалог, ведь это жутко утомительно. Не знаю, недоумённо отвечал им я, по привычке пожимая тогда ещё своими плечами, ведь ни один человек без этого не может. Это опция чисто человеческая! Но потом они научили меня созерцать безмолвный космос. Это примерно то состояние, к которому стремятся буддисты и постепенно со временем я говорил всё меньше и меньше, а мой речевой аппарат слабел и слабел, а когда мне стало трудно выговаривать шипящие звуки, которых так много в русском языке, я даже перестал пробовать. Простите меня, земляне, но мне надо было выживать, и ресурсов часто не хватало даже на поддержание речи. В оправдание могу сказать, что письменную культуру я сохранил, но в этом больше всего помогла замена рук. Ещё при своих, так сказать, из плоти и крови руках я записал весь алфавит и основные соединения букв, и потом стальная рука, единожды обведя их, навсегда сохранила мне кириллическую и латинскую письменность. Но думаю, я всё-таки на русском, потому и этот текст не по-английски, например.
Я открыл дверь импульсом из хранилища ключей и кодов в той части мозга, которую люди вообще не используют, а тут пригодилась. Собственно, человеческий мозг – ещё одна причина, по которой мне сохранили жизнь. Они, помню, с ним (с мозгом, но не моим) долго возились, и кстати, разгадали все его секреты; земляне же, если мне не изменяет память, даже не научились протезировать глаз – казалось бы, чего легче – изобрести агрегат, который преобразует солнечный свет, – уж чего-чего, а этого добра в космосе навалом. Жить в лесу и не научиться охотиться, собирать грибы и ягоды – верх безрассудного инфантилизма. Да, люди они такие – самые ленивые во Вселенной, но мне, если честно, всё равно, я бы с удовольствием продолжил свою прежнюю жизнь.
Внутри помещения, которое занимало командование, никого не было или мне было не дозволено их ощущать. Глазам в этом деле я давно не доверял, они остались у меня для того, о чём, наверное, мечтает каждый человек, чтобы созерцать прекрасное – космос со всем его разнообразием: всевозможные галактики и их скопления, войды и стены, сверхъяркие квазары и всёпоглощающие чёрные дыры, причудливые планеты с кольцами астероидов, спутниками и разнообразными ландшафтами... Да, я часто близко подлетал к планетам и любовался ими: всегда представлял, могли бы здесь жить мы? И никогда, слышите, никогда не давал я положительного ответа на свой вопрос. В такие минуты одиночество всё больше и сильнее обнимало меня; я смотрел вдаль и думал, что даже вселенная убегает от меня со скоростью света, что она растягивается и всё меньше и меньше на единицу объёма в ней можно встретить атомы водорода. Все мы со временем удаляемся друг от друга до тех пор, пока сами не становимся частью этой бездонной пустоты, и безнадёжно болтаясь в космическом межпространстве, в беспамятстве, но с упрямством человеческой надежды, хладнокровно ждём, когда же очередной войд полностью поглотит нас и низвергнет плазменной струёй, возвещая о рождении сверхновой звезды, тем самым даруя нам ещё один шанс обрести себя.