Я встал, запустил пилотируемый отсек и направился в центр лайнера. То, что меня вызвали по чрезвычайному случаю, я понял по приоритету движения, который давался только в экстренных ситуациях.
На время пути я отключился, что придало мне немного сил, но какой-то внешний фон мешал сосредоточиться. Я и раньше чувствовал «глушилки», которые так неприятно действуют на биоструктуры, что явно ощутил давно забытый приступ тошноты.
Через световой год автопилот затормозил точно у дверей главной комнаты, они раздвинулись. Я медленно вылез из отсека – в голове невыносимо звучала команда – быстрей!
Свечение в ячейках по периметру комнаты точечно усилилось – старшие были здесь, и, судя по количество ярких пятен, – вопрос был действительно важным.
– Откуда мне было знать, что за информация находилась на той записи, – я начал быстро оправдываться, – вы же сами можете проверить мои мысли... Тут я немного приврал. Мысли они читать не могли, но довольно точно замеряли биохимический состав мозга, по которому определяли его соответствие той или иной эмоции или даже чувству. Знаю по опыту, что враньё они определяют практически безошибочно.
В голове ясно высветился ответ старейшин: не волнуйся, в очередной раз пройдёшь стерилизацию мозга.
– Но я же...
– Знаем, восполнишь навыки пилотирования заново – сказали световые пятна, и это последнее, что я помнил.
Очнулся в стальном холодном помещении. Меня трясло. Любая попытка вспомнить, что произошло, причиняла невыносимую боль. Мысли, как молекулы водорода в космосе – никогда не встречались, находясь каждая во вселенском одиночестве.
Это были тяжелые времена, мне до сих пор трудно о них вспоминать. Единственное, что меня тогда успокаивало, это теплившая яркая точка в районе солнечного сплетения – я очень надеялся, что за счёт этой энергии успел сохранить информацию не только с просмотренных записей, но основные моменты моей прошлой жизни, то есть стержень моей личности и все данные о моих исследованиях катастрофы, случившейся на Земле.
И я не ошибся, иначе бы вы не читали этот текст. Если, конечно, на что я по-человечески надеюсь, его всё же кто-то читает...
Глава 19. Реабилитация
Меня отправили на реабилитацию, – в принципе, процесс недолгий, который надо было пройти в одном из спутников нашего лайнера. Если честно, я с радостью оставил это опостылевшее космическое судно, я покидал его с тем чувством, с которым земляне начала двадцатого века уходили с ненавистной, но жизненно необходимой, работы. Эх, жаль, здесь нет бара, я бы, однозначно, зашел. Размечтался! Какой бар, ладно, если в реабилитационном центре увижу, хоть одну биоструктуру, с которой можно будет пообщаться. Ведь роботы всё-таки тупые. Да, они быстро вычисляют, неуклонно выполняют свою работу, не опаздывают, не возмущаются, что им не прикажи, но от этого только становится страшнее, когда понимаешь, что если надо, то они и тебя вот так же хладнокровно убьют, потому нет к ним доверия, а значит и, вообще, не может быть, хоть какого-либо душевного общения. Вот по идее с ними должно быть интересно, например, играть в шахматы, где всё сухо и логично, но даже эту древнюю игру они умудряются превратить в наискучнейшую рутину. «Шах и мат» они объявляют с теми же эмоциями, как называют свой личный номер, как считывают координаты полёта лайнера – бездушным неживым голосом.
Так и вышло: в палате одни роботы; затрещали, запикали, засверкали лампочками – вежливые какие попались, приветствуют. Ну, каждый согласно своей программе. Я в ответ поздоровался на общекосмическом, да и хватит с них. Улегся в ожидании процедур, как будто, и правда, больной и жду лечения, а сам отвернулся к стене и рукой солнечное сплетение щупаю, надавливаю, чувствую, уже тепло пошло. Надежда есть: что-то точно сохранилось. Но юмор в том, что я совершенно не знаю, что там может быть. Я даже не совсем понимаю, кто я. Конечно, мне загрузили первоначальные настройки, да и моя биочасть мне о многом говорит, но вот, кто я и зачем здесь, и вообще, – где это так называемое «здесь», – дом ли это или я в плену – тоже не ясно. Вопросов столько, что нет смысла искать на них ответы. Надо действовать. Я включил защитный экран над своей койкой – специальная опция в реабилитационных центрах на тот случай, если тебе надо отдохнуть, или если у тебя какая-нибудь особенная манера передавать информацию, а в палате находится тот, кто может тебе помешать, сбить сигнал, или наоборот, сам можешь кому-нибудь навредить. Существа-то разные собираются. Со всей Вселенной едут. С коммуникациями и разностью менталитета, если так можно сказать о них, отсюда и проблемы бывают, даже стычки на расовой почве. Кто бы мог подумать! Впрочем, всё как в Москве моей юности.