– Чисто как на духу скажу, господа хорошие, – говорил он, потупившись, тихим голосом. – Не успевал я смежить глаза, как снова приходилось прыгать из постели и садиться на корточки. Детушки надо мной смеялися…
– Что с испражнениями? – спросил отец.
Буткус о таких вещах говорить стеснялся, это было заметно, но помочь ему сейчас могли только Альбас с отцом, и он доверился им, моля Всевышнего, чтобы вопросы как можно быстрее кончились.
– Поначалу были похожи на жидкую кашицу, потом жидки, как водица.
– В брюхе урчит?
– Урчит без устали, но не ноет.
– Истекает ли моча? – вставил Альбас, и отец взглянул на него одобрительно.
– Не проистекает, господа хорошие. Пить охота, ведро воды выпил, и хоть бы хны…
– Осмотри его, Альбас, – махнул волосатой рукой отец.
Альбас взял ладонь Буткуса, подержал в своей горсти: кожа была прохладная. Проверил пульс: сердце стучало чуть быстрее, чем ему было положено.
– Не трясутся ли поджилки? – Альбас, приподняв веки, осматривал глаза больного с маленькими красными коронками прожилок, глаза тотчас же стали слезиться.
– Никак нет-с, – прошептал Буткус, не спуская испуганного взгляда с кивающего головой отца Альбаса.
– Домашняя холера, – произнес Альбас и, глядя в грудь Буткусу, продолжал: – Какое-то время придется ограничиться овсяным супчиком или отваром из баранины.
– Нет у нас ни овец, ни баранов, – отвечал Буткус.
– И компрессы горячие клади на живот. – Альбас не задержался, чтобы выслушать оправдания Буткуса в отсутствии овец, ведь он повторял затверженное назубок заклятие, десятки раз произнесенное и превратившееся потому в магическую формулу, хотя подлинным заклятием оно и не было. Этой формуле было все едино, есть ли у больного овес да овцы, произнося ее, не следовало запинаться и размышлять, то был ритуал, размышления начнутся позже, из-за лекарств.
– Против поноса и рвоты глотай кусочки льда, – наставлял Альбас.
– У нас нету льда летом.
«Мне-то какое дело, есть у вас лед и баранина или нет, – подумал Альбас. – У нас их тоже нет. Мы такие же крестьяне, как и ты. Заболеем вот, от тебя заразившись, так отвар из баранины пить и лед глотать не станем, нет их у нас, хоть тресни. Но ты все равно послушай. Сие любопытно». Он продолжал:
– Дома не помешает всегда иметь под рукой следующую смесь, облегчающую понос: пять частей сахарного песку, полторы части мела и десятую часть каломеля[10], разделив на пятнадцать порошков, принимать по штуке каждые два часа.
Буткус чувствовал урчание в животе и понемногу гаснущую надежду дождаться поддержки и помощи. Господи спаси, сколь многого у него, как оказалось, не было! Не было овец, не было льда, не было мела и каломеля, и вдобавок он тут же забыл, как приготовить останавливающую понос смесь, потому что у него не было даже приличной памяти. Ему начало мерещиться, что у него трясутся поджилки и что вот-вот остановится сердце. Он беспокойно заерзал на стуле, его уставшие мозги хотели считать эти предчувствия истинной правдой.
Отец Альбаса заметил, что Буткус дернулся, и, неверно истолковав это движение, принялся ковырять в носу.
– Может, у вас геморрой, почтеннейший? – заинтересовался он. – Не обнаружило ли вашество свекольного цвета шишек в конце дерьмоносной кишки-с?
Несчастный почувствовал духовное смущение.
– Нет, не заметил… Кажется, нет…
Альбас вдруг понял, что ситуация становится комичной, и улыбнулся. Встречаются люди, стыдящиеся своего тела, по правде говоря, таких – большинство, и юноша порой подумывал, что сухой, деловой разговор с ними становится невозможен, превращается в какую-то пародию отношений врача с пациентом. Альбас не проходил специального курса в университете, но он был настоящим врачом, никому не приходило в голову в этом усомниться. Все же в такие моменты, как этот, он чувствовал некоторую беспомощность, неспособность выпутаться из забавных ситуаций. «Лучше бы он подождал во дворе, пока мы с отцом решим, чем его лечить», – подумал Альбас, но вслух сказал:
– Не будем отвлекаться, отец. Следует назначить ему лекарство.
Слова эти несказанно обрадовали беднягу Буткуса: значит, ему дадут лекарство.
– Какое снадобье, по твоему разумению, было бы тут уместнее всего, Альбас? – спросил отец.
– Красный нефт[11] – отвечал ему Альбас.
– Нет, Альбас, ты не прав. – Поросший рыжими волосками отцовский кулак снова пустил посуду в пляс. – Следует растереть ему голову французской водкой с солью, а внутрь прописать три ложки того же снадобья, смешанные с аналогичным количеством кипяченой воды. Повторить это три раза в день. Таким способом я еще при крепостном праве вылечил старого графа Жилинскаса и множество других людей.
10
Каломель – хлорид ртути; применялся в XIX в. внутрь как желчегонное средство. Попадая в кишечный тракт, распадается на опасные для здоровья вещества.