— Ну, что же ты, Сережа, Серенький мой! Заболел? Что же с тобой случилось, милый? Эх, такой номер пропал! Столько мы с тобой работали, и все прахом. Заболел ты, бедняга!
— Да не заболел он, не беспокойтесь, — проговорил Володька и шагнул из темноты в желтый круг света.
— А, это ты, джигит? — вяло удивился клоун. — Вкусные конфеты?
— Не знаю, не пробовал, — ответил Володька. — Я их обратно принес.
— Нет уж! Заработал честно — ешь! Просто Серый заболел!
— Никакой это не Серый! И заработал я нечестно. Этого осла Чако зовут! — закричал Володька.
— И-а! И-а! — трубно подтвердил Чако.
И тут же из темноты, будто эхо, раздалось:
— И-а! И-а! И-а!
И появился Таир. За ним бодро трусил артист Сережа, Серенький, двойник ишачка-трудяги Чако.
Ослики стали рядом, Володька снял с Чако соломенную шляпу, а клоун зажмурился и яростно затряс головой.
— Двоится! — прошептал он и открыл глаза. — Точно двоится!
Серый потянулся к клоуну, лизнул его шершавым языком в шею. Чако затрусил к Таиру.
— Погодите, погодите! — клоун хлопнул себя по лбу. — Вы что ж это, черти полосатые, вы, значит, моего Серого подменили?!
— Подменили, — сказал Таир.
— Конфет захотелось?
— Вот ваши конфеты. Забирайте, — ответил Володька.
— Ничего не понимаю! — воскликнул клоун.
Он был так счастлив встречей с Серым, что готов был простить всех мальчишек на свете.
— Для чего ж вы это все проделали? — спросил он.
— Дядю Арчила было жалко, — ответил Таир.
— Какого еще дядю? Не знаю никакого Арчила!
— А кого ваш Серый вчера сбрасывал? Над кем все смеялись? Не знаете! Он же вам сам сказал, мы слышали. «Я, — говорит, — Арчил Коберидзе». А он наш друг. Ему обидно.
— Но ведь это же шутка! Это старый цирковой трюк! Ребенку понятно, — закричал клоун.
— Нам-то понятно. — Таир грустно улыбнулся. — А дяде Арчилу обидно. Он целый день никого брить не мог. У него от обиды рука дрожала.
— Да-а! Дела! — клоун задумался. — Значит, он парикмахер? Ладно! Завтра же пойду к нему и извинюсь. Видно, это хороший человек, если у него такие верные друзья.
— Только вы поосторожнее, — предупредил Володька, — вы сперва извинитесь, а потом уж брейтесь. Дядя Арчил ужас какой горячий человек. Забирайте конфеты. Нам домой пора.
— Нет уж, — твердо сказал клоун, — вы их заработали честно. И многому меня научили. Может быть, и пора уже менять старые трюки. Особенно если из-за них хорошим людям — обида.
Глава восьмая
На следующий день весь шестой «а» лакомился конфетами. А на Володьку приходили глядеть, как на чудо, изо всех классов — от первого до восьмого.
Тяжкое бремя славы легло на Володькины плечи. Поначалу он смущался, потом развеселился и очень серьезно стал рассказывать о своих необычных способностях.
— Я, — говорил он, — его загипнотизировал. Я ему мысленные приказы передавал.
— Ой! — пугались девочки. — Значит, ты гипнотизер?
— Ага! — говорил Володька и прикрывал ладошкой губы — уж очень ему хотелось расхохотаться. — Я, наверное, и учиться брошу, — продолжал он, — в цирк пойду. Раз у меня такие неслыханные способности.
— Врешь ты все, — заявила Ленка Бородулина.
— Ах, так! — зловеще прошептал Володька. — Сейчас, сейчас… сделаю тебя черепахой… Сейчас узнаешь…
Ленка вдруг застыла, лицо ее стало таким испуганным, что Володька даже растерялся на миг.
Потом он расхохотался. Ленка ткнула его острым локтем в бок и выбежала из класса.
Таир в этих Володькиных развлечениях участия не принимал. Он ходил мрачный и все высматривал, не появился ли Родька. Странная сцена, разыгравшаяся у выхода из цирка, не давала ему покоя.
Но Родьки все не было. И только на следующий день выяснилось, что родители увезли его в Баку удалять гланды.
Несколько дней Родька пролежал в больнице.
И как раз в эти дни пропал любимый Володькин щен Филимон.
Еще утром Володька играл с ним, а когда вернулся из школы, Филимона и след простыл. Сперва ни Володька, ни Таир не беспокоились: характер у Филимона был независимый, и он частенько отправлялся разгуливать по городу, но к вечеру возвращался обязательно.
На этот раз Филимон не вернулся. Три дня Таир и Володька прочесывали город, расспрашивали прохожих, по очереди звали Филимона и прислушивались: не отзовется ли?
Все было тщетно. Филимон исчез. Володька осунулся за эти дни, глаза его запали и неестественно блестели. А на четвертый день, когда все уже не сомневались, что Филимон пропал окончательно и только один Володька не желал этому верить, Филимон явился.