Был он взъерошенный и решительный, на шее его болтался обрывок веревки, а хвост вилял победно и радостно.
Захлебываясь лаем, он бросился к Володьке, тот подхватил его на руки, и Филимон мгновенно облизал своему хозяину лицо. Обычно такие телячьи нежности Володькой не допускались, но в тот миг он был так счастлив, что позволял Фильке все. Он сам целовал щенка в холодный влажный нос и приговаривал:
— Филька мой, Филимон, Филимоша…
Володькина мама принесла бульон и куриную ногу. Филимон с такой жадностью набросился на еду, что стало ясно: пес не ел несколько дней.
— Да какой же это злодей тебя голодом морил, псина ты моя милая?! — возмутилась мама.
— Гляди, Володька, — сказал Таир, — видал, как конец веревки замусолен? Она не оборвана, ее Филимон перегрыз.
— Вот бы найти этого гада, который Фильку мучил! Я не я буду, если не найду!
— А что?! — загорелся Таир. — И найдем! Нас Филька отведет.
Филимон внимательно глядел ребятам в глаза и всякий раз, услышав свое имя, с готовностью вскакивал.
— Мальчики, может, подождете, пока отец с моря придет? — сказала мама. — Наверняка тот, кто морил Фильку голодом, человек плохой.
— Да что, мы в лесу живем? Не бойся ты, пожалуйста!
— Филька! Вперед! Веди! — закричал Таир, и Филимон бойко побежал, поминутно оглядываясь на мальчишек.
Миновали одну улицу, другую, свернули в заросший травой окраинный переулок. В конце переулка дома кончались, узкая извилистая тропка вела в горы.
Таир и Володька недоуменно переглянулись, но Филимон с прежней уверенностью бежал вперед. Ребята припустили за ним. Тропинка петляла, змеилась, но упорно вела все выше в горы. Начался голубой грабовый лес. Голубым он был оттого, что стволы деревьев обросли густым синеватым мхом. Только на грабах бывает такой мох. Филимон вдруг свернул с тропинки, и мальчишкам пришлось продираться сквозь густые кусты орешника.
— Куда это он нас завел? — спросил Таир.
Володька только плечами пожал. Ребята были мокрые от пота, исцарапанные; они тяжело дышали, но упрямо продолжали ломиться сквозь густые переплетения гибких веток.
Неожиданно орешник кончился, и мальчишки выскочили на небольшую полянку, покрытую высокой, сочной травой.
Полянка упиралась в отвесный склон горы, и в этом склоне зияла треугольная дыра.
— Вот это да! — прошептал Володька. — Пещера!
Рядом с входом в пещеру чернел след от костра, чуть поодаль в землю был вбит кол, а к нему привязана веревка.
Филимон уселся рядом с колом и уставился в лицо Володьки своими умными и преданными глазами.
— Видал? — Таир подошел, поднял замусоленный конец веревки. — Вот здесь его кто-то и привязал.
— Зачем только ему это понадобилось? Непонятно.
Мальчишки говорили шепотом. Было жутковато. Глухая тишина висела над поляной, и ребятам казалось, что из черной дыры пещеры за ними наблюдают внимательные, холодные глаза.
Филимон вдруг вскочил и неторопливо вбежал в пещеру. Через малое время он выскочил оттуда и уселся перед входом — одно ухо торчком, другое, как тряпочное, болтается и голова набок — загляденье!
— Не лаял! — сказал Володька.
— Пусто там. Никого нет. Пойдем поглядим? — предложил Таир.
— Пошли!
Мальчишки осторожно протиснулись сквозь узкую дыру входа и замерли. После яркого, блистающего зелеными, голубыми, золотыми красками дня пещера, казалось, была залита до краев непроглядным мраком.
Таир первым сообразил, что они заслоняют собой вход.
— Давай руку, Володька, — сказал он, — отходи в сторону, пусть свет войдет.
Глаза постепенно привыкли к сумраку пещеры, и наконец мальчишки рассмотрели ее всю. Потом обстоятельно измерили. Пещера была невелика — восемь шагов в длину, шесть в ширину, зато свода ее разглядеть было невозможно.
У стенки напротив входа лежала груда веток с пожелтевшими уже листьями. Очевидно, кто-то спал на них.
Больше ничего в пещере не было, если не считать многочисленных окурков, разбросанных по каменному полу.
— Необитаемой пещеры не получилось, — Володька усмехнулся. — Хозяин был, но куда-то ушел или переселился.
— Что же он, гад, Фильку не отвязал?! Псина ведь погибнуть могла!
— Может, просто не успел?
— А может, он вот-вот явится? — Таир был очень серьезен. — Знаешь, Володька, давай-ка сматываться отсюда. Через пару дней придем поглядим. Тогда и решим, что с нашей находкой делать. Про эту пещеру, наверное, никто и не знает.