Одиннадцать маленьких плазменных молний беспомощно шипят на моих распахнутых крыльях и, наконец, угасают. Ещё четверо уходят в никуда. Короткое движение рукой, почти без замаха. Голова солдата беззвучно отделяется от тела. Обрубок шеи на мгновение взрывается пульсирующим тёмно-красным фонтаном, который тут же опадает. Возвратным движением я разрубаю его пополам, от левой ключицы до правого бедра. Никто не вправе мешать исполнять мне мой долг. Тело медленно оседает на землю. Экзоскелетная броня противно скрипит, ещё воображая себя живой.
Я переступаю через упавший на землю плазменный автомат, и легко падаю вперёд, опершись распахнутыми крыльями на неверные потоки холодного ветра. Оставшееся позади оружие поднимает чья-то грубая рука. Она знает, как с ним обращаться. А я уже вхожу в дом. Пять липких чмокающих звуков. Никто не вправе мешать мне. И вверх, навстречу солнцу. Прощай, отвратительный мир.
Внизу высвечивает неестественностью рентгеновского снимка первая молния.
4
Я сижу на большом камне на обочине разбитой асфальтовой дороги, почти на вершине небольшого холма. С трёх сторон меня окружает настоящее травяное море. Высокие, мне по грудь, зелёные стебли; красивые цветы и соцветия; непрестанное гудение прилежных насекомых. Кружащий голову аромат душистых трав. Солнце едва успело показаться из-за горизонта, лишь самым краешком выглянув наружу, а тьма уже сбежала прочь, постыдно поджав холодный чешуистый хвост. Начинают робко раскрываться пушистые головки незнакомых цветов. Я мог бы полюбить этот мир. Если бы с четвёртой стороны не лежал мрачный серый город.
Он тоже пробуждается от сна, разминает затёкшие каменные лапы, лениво поднимает рогатую, поросшую неровными рядами телеантенн голову. Полупрозрачными серыми облачками уносится к облакам его ядовитое дыхание. Выхлопные газы, отработавшие в двигателях примитивных колёсных автомобилей; вырывающиеся из высоких кирпичных труб клубы чёрного дыма; тоненькие, почти вертикально тянущиеся вверх, струйки далёких пожаров.
До города далеко, но я прекрасно чувствую удушливую вонь горелой резины, плотную пыль жарких площадей, кружащее голову марево нагретого асфальта… тугое облако безнадёжности и отчаяния, тяжкий вал покорности, искрящиеся всполохи жажды богатства и власти, отточенные дуновения ненависти, стянутые в тугие пружины сгустки бессилия, редкие гаснущие искры ярости и почти незаметные переливы тайной мести.
Жестокий и беспощадный мир. Отвратительный, как все миры, виденные мной до него. И столь же жалкий, как те, что увидеть ещё предстоит. Они все похожи друг на друга, и если бы не было переходов и граней, едва ли можно было различить, где кончается один и начинается другой.
Солнце оторвалось от слегка неровного края убегающей вдаль степи и засияло в полную силу. Я неохотно поднимаюсь с камня и неспешно иду по дороге вниз, в город.
* * *
Приятная утренняя прохлада бесследно истаяла ещё до того, как я подошёл к первому зданию. Высокое, сложенное из одинаковых серых блоков, похожее на другие дома, как одна капля грязной воды походит на другие. Тускло отсвечивают вдаль стеклянные прямоугольники окон, уныло покосились входные двери подъездов, вяло шелестят припорошёнными пылью листьями низкие криво обрезанные кусты палисадов…
Унылое, серое, неуютное пространство. Здесь нет места мечте, вдохновению, радости, нет места жизни. Серое облако безнадёжности и покорности судьбе тяжёлой плотной подушкой придавило дом к земле.
Иногда внешняя и внутренняя суть вещей меняются местами, становясь удивительно похожими друг на друга. Серые стены, серые тротуары, серое небо над головой. Множество серых людей с пустыми глазами, спешащих по своим мелким делам. Удушливая пыль, редкие дуновения обжигающе-жаркого ветра, плавящийся асфальт мостовых. Серые коробки одинаковых зданий, уныло выстроившиеся кривыми рядами. Я иду по улицам, проспектам, бульварам, проходным дворам, площадям и трущобам. Я хочу прочувствовать этот мир сполна, прежде чем исполнить то, для чего я пришёл.
Хмурый перекрёсток со слепыми огнями светофоров гудит недовольством насквозь занятых людей. Широкий чёрный как сама ночь джип-чероки наполовину вошёл в бок пригородного автобуса. Не пристёгнутый водитель вылетел через лобовое стекло, и его ноги двумя палками торчат из развороченного борта наружу. На тротуаре рядом стоит помятая машина с небрежно намалёванным на боку красным крестом. Двое людей в белых балахонах пытаются сделать что-то с третьим, но тщетно: душу больше ничто не связывает с бренным телом. Хмурый служитель закона с пустыми, ничего не выражающими глазами «душевно» беседует с потным водителем автобуса – в джипе ехал кто-то слишком главный, чтобы ему можно было не уступить дорогу.