Мне нечего больше здесь делать. Я отступаю на шаг назад и сквозь.
И почти перейдя грань, успеваю заметить краем глаза метнувшуюся из темноты тень. Падальщики. Механозапчасти стоят на местном чёрном рынке дорого.
* * *
Я стою в серо-стальном коридоре, равномерно встопорщенном по всей длине остовами переборок. Тусклый матовый свет размеренно заливает всё внутреннее пространство. Здесь нет теней, равно как нет и настоящего света, лишь их подобия, размазанные вдоль всего коридора. Лениво мигают красным аварийные лампы. Откуда-то доносится тонкий писк сигнала боевой тревоги.
Корпус легонько сотрясается, и я ощущаю незначительное изменение давления. За моей спиной бесшумно схлопывается гильотина аварийной мембраны. Загорается красная лампочка: за мембраной – открытый космос; давление равно нулю.
Я иду вперёд. Искусственная сила тяжести всё время колеблется; гравитаторы не успевают подстраиваться к манёврам корабля.
Люк по правой стороне открывается, и из него выбегает человек в лёгком пустотном скафандре. Генетически модифицированный энергетик, с характерным сероватым оттенком кожи. Он изумлённо смотрит на меня, глаза его почти готовы вылезти из орбит. Он подбегает ко мне, пытается схватить за плечо, остановить, и всё время говорит о необходимости вернуться в свою каюту и пристегнуться к ложементу, а лучше лечь в гибернационную камеру. Бой совсем скоро закончится, и тогда мы сможем сколько душа пожелает инспектировать место сражения и капитанский мостик. Он принимает меня за сенатора… или депутата? Сложно разобраться, разнообразие политических систем очень велико. Хотя все они легко сводятся к нескольким стандартным схемам. Людям свойственно усложнять всё, созданное ими.
Я продолжаю идти, и энергетик прижимается к стене – теперь в глазах его читается страх. Я оставляю его за спиной и забываю о нём; я пришёл сюда не за ним.
Переборка капитанского мостика наглухо задраена; отливающая синевой пластина настоящей космической брони отбивает всякую мысль взять мостик штурмом. Все уверены, что находящиеся внутри под надёжной защитой, ведь взрыв достаточной силы, чтобы выбить её внутрь, скорее разорвёт звездолёт надвое; а способный проплавить её насквозь стационарный эмиттер едва ли можно доставить сюда за приемлемое время. Она не только кажется надёжной, она является таковой.
Но я прохожу через любые преграды.
Внутри сидит несколько человек: высший командный состав флота. Огромные экраны, пульты со множеством разноцветных кнопок, переходники нейроинтерфейсов, почти ощутимый запах напряжения и лёгкая струйка чувства превосходства. Несколько скупых движений, и все люди кроме одного безвольно оседают на спинки эргономичных кресел, а я не торопясь иду к центральному креслу.
Сидящий за ним человек с лёгким недоумением оглядывается, поворачивается назад и встречается со мной глазами. Встроенные вентиляторы быстро разносят вокруг удушливо-парализующий запах страха. Он вжимается в кресло, отчаянно стискивая мягкие подлокотники. Коротко подстриженные волосы с проседью медленно намокают. По правому виску неуверенно скользит капля пота. Дыхание с хрипом вырывается из его рта.
– Я пришёл, адмирал, – улыбаюсь ему я; в моём тоне явственно чувствуется насмешка.
Он отвечает мне лишь тяжёлым сиплым вздохом. В каждом мире есть предания о таких как я. Страшные сказки, внезапно становящиеся явью. И каждый раз невольно испытываешь ощущение того, что всё уже было – когда-то, где-то и с кем-то. Они все разные – правители, генералы, наместники… менестрели… но удушливо-приторный, неспешно шевелящий холодными щупальцами страх всегда одинаков, каким бы могущественным ни был его хозяин.
– Вы отступили от своей судьбы и изменили судьбы других людей, – продолжаю я. – По вашему приказу шли в бой и умирали за вас легионы. Одного вашего слова было достаточно, чтобы убить миллиарды. Вашими стараниями Рейнольдс обезлюдел, и едва ли будет заселён вновь в обозримом будущем. Гевея перестала существовать как планета. Система Сеттара выпала из нормали вселенной. Многие, слишком многие миры изменились безвозвратно. На вашей совести висит больше чужих жизней, чем на любой другой, адмирал. Есть ли вам что сказать в своё оправдание?
Он всё-таки собрался с силами, хотя видно, чего ему это стоило. И он смотрит мне в глаза. Военные делают это чаще других: им уже приходилось смотреть в глаза своей смерти.