— Другого друида? — спросил Хаману; терзать смертных — мучать и пытать их — было сравнительно мягкое обхождение с теми, кто не собирался противиться ему; таким образом он спасал их от своих самых страшных заветных желаний. — Твоих друзей, может быть? Руари? Или ту блондинку, которая так много значит для тебя — и для которой ты не значишь ничего? Кстати, подскажи мне ее имя, Павек; я забыл его.
— Акашия, Великий, — тихо ответил Павек; темплар не может не подчиниться прямому приказу своего короля. Плечи человека затряслись, когда он поднялся на колени. — Она скорее умрет, чем будет служить вам, Великий, но даже если вы заставите ее, она не сделает больше того, что сделал я. Ничего не может вырасти здесь. Эта почва выжжена.
А что, мог бы спросить Доблесный Воин Раджаата, заставило тебя использовать такое такое странное слово? — А ты, Павек? Разве я заставляю тебя? — спросил Хаману, уже намного менее дружелюбно.
— Н-не знаю, Великий. Когда я слышу ваш голос — Когда я чувствую вас в своем сознании-
— Ты чувствуешь принуждение? Неужели ты почувствовал принуждение, когда Энвер передал тебе послание, написаное самыми обыкновенными чернилами на самом обыкновенном листе пергамента?
— Вы знаете, где находится Квирайт, Великий. Он вашего гнева нет и не может быть защиты, вы можете наказать нас всех. Как я мог отказаться?
Павек говорил в землю. Его глаза были закрыты. Он ожидал, что сейчас умрет, тысячей самых разнообразных смертей, одна ужаснее другой, но ничто не мого удержать его от того, чтобы сказать правду, как он понимал ее. И тем не менее, ирония судьбы, среди всех живущих под кровавым солнцем Атхаса именно Павек был одним из тех немногих, которые могли не бояться Короля-Льва. Ему не нужно было бояться и за свой драгоценный Квирайт; Телами выпросила из него обещание вечной безопасности для своей деревни задолго до того, как родились дедушки и бабушки Павека.
— Я дарую тебе право отказываться служить мне, Павек. Прямо сейчас, я гарантирую тебе это. Если хочешь, можешь выйти через эту дверь. Уходи, и знай в своем сердце, что я не буду преследовать тебя. Решение за тобой, — сказал Хаману, а в его воображении человеческое тело и одежда из льна вспыхнули, запылали желто-оранжевым цветом, а сердце человека, видимо что-то почувствовав, забилось быстрее.
Хаману втянул в себя свое Невидимое влияние: он мог заставить человека мыслить так, как того хотел. Мир стал тише и спокойнее, когда его чувства ограничились, стали как у обычного смертного. Он на самом деле не знал, что выберет Павек. Когда Телами ушла, у него хватило силы духа и твердости сдержать свое слово; другим так не повезло. Хаману сам не знал, что он сделает, если Павек решит уйти. Ставки были высоки, но даже после тринадцати сотен лет управления городом мысль о том, что какой-то жалкий смертный может не подчиниться ему, была как ядовитая заноза в сердце.
Павек оперся о ручку лопаты и поднялся на ноги. — Я слишком долго был темпларом, — сказал он, втыкая лопату в землю. Оставив ее торчать из бесплодной почвы, он коснулся пальцами золотого медальона, висевшего на шее под рубашкой. — Скажите мне придти, Великий, и я приду. Скажите мне уйти, и я уйду. А если вы попросите меня выбрать, я останусь стоять там, где стоял, потому что я такой, как я есть.
Хаману выдохнул, и снова стал управлять миром вокруг себя. Хотя золотой медальон Павека, висевший на золотой цепи, находился между пальцами его темплара, Хамана чувствовал все, что происходит в сердце мужчины, стоявшего перед ним, ощущал малейшие вибрации его мыслей. Честность как всегда победила.
Зато глядя внутрь своего собственного сознания, Хаману видел множество вопросов, на которые он не мог даже надеяться получить ответ. Ожидал ли он другого от Павека? Разрешил бы он Павеку спокойно уйти, или же был риск, что привычки всей жизни окажутся чем способности Доблестного Воина заставлять своих подданных? Он был последний из Доблестных Воинов Раджаата, и эта его способность стала привычкой, глубоко укоренившейся в нем, как и в любом из его темпларов. Много веков назад такая исковерканная психика восхитила бы его, на за тысячу лет самоанализ ему просто надоел. Он тоже был тем, кем он был.
Его глаза встретили взгляд Павека. Несмотря на страх, недоверие и привычки, которые пропитывали все существо темплара, тот не отклонился и не вздрогнул. Возможно, он был именно тем человеком, на которого мог положиться любой Доблестный Воин: воин, который может выдержать твой взгляд.
В данный момент достаточно одного взгляда. Павек был далеко не единственный темплар, который требовал внимания Хаману. Кто-то еще положил свою руку на медальон. С быстротой молнии Хаману определил металлический медальон, драгоценный камень на нем и твердую руку, которая его держала.
Командор Джавед .
Искра узнавания прошла через другой мир и дошла до военного бюро. Когда она встала в выемку в медальоне Джаведа, они оба объединились в мыслях Хаману. Он послал Виндривера шпионить за Кролем-Тенью — бестелесный тролль может проникнуть туда, куда заказан вход любому смертному — но он послал и своего собственного воина, чтобы разведать все об армии Короля-Тени. Он не удивился, узнав, что командор вернулся в Урик первым.
Рассказывай! потребовал он, потому что было намного легче слушать, чем вслепую рыться среди хаотических мыслей. Где войско, которое Король-Тень ведет через нашу страну?
Ушло в тень, как и их король, Великий, как только увидели нашу пыль на горизонте, рассказал Джавед.Женщины и их наемники улизнули, не захотев сражаться с нами лицом к лицу.
Хаману нахмурился. Многие столетия он и Галлард, Погибель Гномов, посылали войска на пустынные границы своих владений и устраивали маленькие сражения, тренируя войска и заодно стараясь понять, нельзя ли добиться серьезной победы. И никогда такого не было, чтобы войска Нибеная сбежали с поя боя еще до его начала. Он пробежался по поверхности сознания эльфа, собирая картины покинутого лагеря: холодные очаги, пустые траншеи, пустые загоны для канков.
Ничего ценного, вообще ни единой мало-мальски ценной вещи , задумчиво сказал Хаману к удовольствию своего командора. Нет даже перевернутого горшка для еды или остатков корма для канков. Они планировали отступить без боя с самого начала .
Так и мне кажется, Великий, согласился Джаред, как только Хаману собрался углубиться поглубже в его воспоминания. Я иду к вам, Великий. Мысли эльфа расплылись в сером эфире нижнего мира.
Темплары Урика обычно не изучали Невидимый Путь. Его тайны уходили корнями в силы, которые Хаману не мог контролировать, как он контролировал элементарную магию, которую распределял через медальоны. Исключения он делал только для командоров и других темпларов высшего ранга, чьи мысли могли бы прочитать враги Урика.
Как мыслеходец, Джавед не мог даже и подумать, чтобы соревноваться со своим королем, но мог подать сигнал тревоги, а Хаману всегда был наготове.
Я иду к вам, Великий, повторил командор, распространяя свое сознание так, чтобы король мог видеть громадного канка, на котором он, эльф пустыни, скакал из уважения к своему королю, потому что жук все-таки был быстрее, чем не слишком молодые заслуженные ноги.
Зеленый лабиринт орошаемых полей фермерских хозяйств Урика уже был виден со спины канка-гиганта.
Великий, даруй мне быстрый проход через Модекан к воротам Урика и за них.
Темплары — даже высокопоставленные командоры вроде Джаведа или носители золотых медальонов вроде Павека — могли использовать свои медальоны, чтобы напрямую связываться со своим королем, но только не друг с другом. Если командор хотел избежать конфронтации с темпларами гражданского бюро, которые контролировали передвижения по спицам колеса, в центре которого находился Урик, а тем более если он хотел доехать на канке прямо до ворот королевского дворца, Лев из Урика должен был отдать несколько распоряжений.