Костяные шпоры торчали над моими щиколотками, а блестящий черный коготь высунулся из нового сустава на мизинце правой руки.
Пока я в ужасе глядел на то, чем стала моя правая рука — а чем она еще станет! — я услышал донесшийся через Серость безумный смех Принесшего-Войну. С тех пор моя воины, как мужчины так и женщины, сражались используя свои мозги и свое оружие везде, где только можно, прибегая к магии и силе Черной Линзы только тогда, когда ничего другое не могло принести нам победу.
Следующие десять лет я гонялся за троллями Виндривера, постоянно тревожа его армию молниеносными рейдами. Никакая, самая надежная дыра не могла спаси их от моих копейщиков и стрелков из лука. Раньше я провел только один ночной набег на армию троллей, теперь я совершил тысячи таких набегов, и каждый раз за мной шли мои ветераны. Иногда мы убивали одного тролля, иногда двух, главным образом пробивая им череп или пронзая сердце. Но чаще всего мы сжигали их повозки с едой и ждали, пока они не умрут от голода. И мы заставляли их двигаться, у них не было ни минуты покоя.
За все эти долгие десять лет мы никогда не ночевали дважды на одном месте. Виндривер по-прежнему держал своих троллей разбитыми на много мелких отрядов, и мы не могли преследовать их всех сразу, хотя и старались. И время, безжалостное время, было на нашей стороне. Человеческие деревни продолжали посылать свою обычную десятину едой и оружием на годовой смотр. Никогда не было и недостатка добровольцев, пополнявших наши ряды.
У троллей таких ресурсов не было. Они не умели выращивать еду и не могли честно приобрести ее. Все, что они ели, было украдено с человеческий полей и чердаков. А потеря любого воина была практически невосполнима. Они никогда не были плодовитой расой, а с тех пор, как их женщины стали воинами и налетчиками, у них почти не осталось времени для вынашивания и выращивания детей.
Как хроники королей , так и мифы о них наполнены правителями, которые выигрывали свои мелкие и крупные войны на поле битвы, разбивая в пух и прах вражеское войско — возможно, так оно и было. Но Очистительная Война Раджаата никогда не была материалом, из которого можно связать великое историческое полотно. Мы не сражались за земли, сокровища или за такие непонятные штуки как честь и слава. Мы сражались за то, чтобы истребить тринадцать других рас, чьим единственным преступлением было само существование их на Атхасе. Пока оставались хотя бы один мужчина и одна женщина этих Возрожденых рас — и следовательно оствалась надежда на восстановление расы — Доблестный Воин не имел права праздновать победу. Пока геноцид оставался моей судьбой, никакие, даже самые тщательно подготовленные, сражения между вооруженными бойцами не могли решить ничего.
Там, где я не мог сражаться сам, я возложил войну на плечи зрелых мужчин, поддерживающих традиции человечества, и на плечи молодых ребят, полных надежды и отваги. Моя война не прерывалась ни на минуту; моя победа была неизбежной.
Явное и целеустремленное стремление к уничтожению почти всегда побеждает любые попытки выживания, и тем более любые надежды на возрождение расы.
Я думаю, ты простишь меня, если я не буду углубляться в эти годы. Достаточно только сказать, что тролли исчезли с Атхаса, абсолютно забыты и я принимаю на себя вину за это.
Конец моей войны — конец троллей — пришелся на тридцать первый год 177-ого столетия Королей, который очень подходяще назывался Годом Иловой Мести. Мы загнали последних троллей — около пятисот мужчин и женщин плюс горстка оставшихся в живых детей — далеко на северо-восток, за смутные границы Центральных Земель, в земли, которые были чужды как для нас, так и для них.
Тролли надеялись, однако, что если они будут очень долго и очень далеко бежать, я прекращу преследование. Напрасная надежда! Даже если бы они отправились на край мира, я шел бы за ними по пятам, пока они не бросились бы вниз с этого самого края. И действительно, примерно так оно и случилось.
То ли Виндривер что-то не рассчитал, то ли он подсознательно хотел встретить судьбу в выбранное им — не мной — время, но он завел свой народ на каменный полуостров, длинной косой вдававшийся в темную и грозную воду — сейчас мы называем его Иловым Морем. Там, под зловещим, цвета песка небом, тролли в последний раз натянули на свои барабаны выдубленную человеческую кожу.
— Мы будем сражаться? — спросил меня мой адъютант, когда нашел меня на холмах материка, возвышавшихся над позицией Виндривера.
Согласно моим подсчетам я меня было примерно три ветерана на каждого тролля, и любой дурак сказал бы вам, что этого совершенно недостаточно для победы, если придется атаковать хорошо укрепленную позицию через узкий перешеек.
Проще и умнее было сидеть в нашем материковом лагере, пока голод и болезни не проредят их ряды. Самое простое и самое умное решение — подождать, пока наши невидимые союзники не выиграют битву вместо нас. Но эти проклятые барабаны били почти не переставая, собирая пошлину с морали моей армии, и было ясно, что ни болезнь ни голод не сохранят надолго линию между двумя ненавидящими друг друга лагерями. Я не мог угадать, как долго продержиться мое небольшое преимущество в числе, или когда окажется, что нас уже меньше и придется отступать.
— Мы будем сражаться, — решил я. — Передай всем мое слово: все или ничего, на рассвете.
С точки зрения тактики в этой местности у меня не было большого выбора: волна за волной мои ветераны накатывались на позиции троллей через горлышко полуострова, пока я стоял на холмах и защищал их от шаманов троллей и их метающей камни магии. Когда моей армии удалось перейти горлышко, я спустился с холмов и сам вступил в битву.
Незадолго до этого я увидел животное, которое навсегда стало моей эмблемой: рыжевато-коричневый лев с густой черной гривой, белыми клыками и смертельными когтями. Так что я сделал себе новую личину: наполовину человек, наполовину лев. Мой меч был из драгоценной стали, длиной с мою ногу и заточен до смертельной остроты. Я еще придал ему золотой блеск, чтобы он соответствовал моей львиной шкуре. Мои собственные люди упали на колени, когда увидели меня; а проклятые барабаны троллей сбились с ритма.
Там, где я проходил, земля становилась красной, красной как смерть. Но даже и так, это была долгая битва, тяжелая битва, и наша победа стала ясна только после полудня, ближе к вечеру, когда я повел всех оставшихся в живых ветеранов на их укрепление, в котором засели их жрецы и барабанщики. Без них тролли запаниковали и потеряли храбрость. Теперь оставалось только самое простое: загнать их всех в один угол и перерезать, или сбросить в воду с утеса на краю полуострова.
Я искал самого Виндривера — его топор против моего меча. Впрочем, соревнования не получилось. К тому времени, когда я нашел его, он был весь покрыт кровоточащими ранами. Его белые волосы стали красными от раны в череп, которая уже давно убила бы человека. Один глаз заплыл и ничего не видел. Одна рука бесполезно висела, вторая задрожала, когда он поднял свой топор, приветствуя меня. Я отбросил свой сверкающий меч в сторону.
— Кончай с этим, — сказал он. — Никто не сдастся. Не тебе. И не этим хилым людишкам.
Я балансировал на краю окончательной победы. Я пришел — наконец-то — к концу моего предназначения, моей судьбы: Виндривер и его немногие оставшиеся в живых, искалеченные товарищи были последними троллями на Атхасе. Когда они умрут, других не будет, никогда. Мой голод, голод Доблестного Воина, будет грызть мой пустой желудок все дни, начиная со смерти последнего тролля. Мысль о душе Виндривера, корчащейся в моей хватке, вечно, заранее грела мою душу блаженством.
И именно из-за этого я не мог сделать это.
— Убирайтесь отсюда и живите дальше, своей жизнью, — предложил я ему. — Мужчины и женщины отдельно, пока ваша раса не придет к естественному концу.
Если бы я был на месте старого тролля и услышал такое предложение, я плюнул бы в свой собственный глаз, и именно это он и сделал. И тем не менее я не мог убить его; я не мог убить последнего тролля сам и не мог дать сделать это любому из моих воинов. Тогда я предложил им покончить с собой, прыгнув с утеса, обрывавшегося прямо в море. Виндривер молчаливо стоял позади меня. Он не был волшебником, но он был первым существом, из тех, которых я встречал, который умел скрывать свои мысли под пустым наружным спокойствием.