Впереди Хаману услышал ворчание грома, разрывающий уши треск молний. Вначале это его озадачило, но потом он сообразил: за те пять лет, в течении которых Тихиан был заточен внутри Черной Линзы, его гнев не ослаб, может быть только усилился. Бывший тиран Тира создавал жестокие Тирские ураганы, которые обрушивались на Центральные Земли. Здесь, в Ур Драксе, он создал неослабевающий, удушающий туман. На наковальне своего гнева он выковал такую местность, которую Хаману не встречал на Атхасе, нигде и никогда.
Хаману прислушался к своим ощущениям и сделал шаг по направлению к лавовому озеру. Нога Хаману ушла в глубина на половину голени прежде, чем ударилась о камни булыжной постовой, похороненной в болоте. Поверхность болота лопнула и наружу вырвался запах гниения и разложения, наполнивший нос Доблесного Воина. Вначале Король-Лев даже отшатнулся от этого зловония. Зато Ману из Дэша, фермер и потомок фермеров, мгновенно сообразил, что улицы Ур Дракса теперь более плодородны, чем самые лучшие поля Урика.
Он прошел еще немного, обдумывая путь и способы перенести богатства Ур Дракса в Урик, домой.
Хаману был не единственным, кто бродил по сокровищам Ур Дракса. Его нечеловеские острые уши уловили звук шагов других ног, шлепавших по трясине. Он не испугался; туман скрывал его лучше, чем любое заклинание. Пара болтавших между собой горожан прошла мимо, очень близко и очень беспечно, при желании он мог бы украсть кошельки с их поясов. Судя по их разговорам за эти годы жители Ур Дракса постарались приспособиться к диете из слизняков, улиток, змей и прочих обитателей болота.
Как низко они пали! Когда Борс правил этим городом, который он нашел девятьсот лет назад, его жители были самыми могучими и жестокими воинами под кровавым солнцем Атхаса. А теперь они болотные фермеры, и не будут представлять ни малейшей угрозы ветеранам, которых он пошлет для сбора созданной Тихианом грязи.
С другой стороны Ману был воспитан фермерами, которые ведут войны с природой каждый раз, когда сажают семена в не прощающую ошибок землю. Он знал, что и эти фермеры не будут просто стоять и смотреть, как забирают их землю. Битва с врагом не битва с природой, это что-то совсем другое, но народ здесь упорный, как и любые фермеры, в любом месте.
Такой же упорный каким был он сам, когда вернулся в Кригиллы после того, как с троллями было покончено. Он распустил своих ветеранов, подарив каждому из них плату за год и лекцию, как надо себя вести дома. Он посоветовал им построить то, что разрушила война и забыть то, что они видели на войне, и что они делали, пока были у него на службе. Его ошибка — если это действительно была ошибка, а не очередной трюк руки судьбы — что он рассказал им о доме, который он хочет построить в Кригиллах.
Для самого Хаману у войны было совершенно отчетливое начало и еще более отчетливый конец. Ему не было и пятидесяти, когда война закончилась. Да, он сражался почти тридцать лет, но, учитывая его бессмертие, он остался молодым человеком с мечтами и надеждами юноши. Он совершенно забыл, что для его ветеранов война была даже не профессией, а жизнью, единственной жизнью которую они знали на протяжении многих поколений. У них не было домов, которые надо было отстроить заново. Некоторые из них последовали за ним в Кригиллы, где поля заросли сорняками и проводили время восстанавливая оскверненные деревни.
Человек может провести всю жизнь, восстанавливая долину в том состоянии, которое он помнил — бессмертную жизнь. Хаману попытался, хотя с самого начал ему мешало, что даже самые лучшие из его товарищей не знали ничего о том, как вырашивать зерно, или, скажем, как надо жить в таком месте, где год за годом не меняется ничего.
Те, которые не вынесли скуку, собрали свои пожитки и ушли. Хаману решил, что он только выиграл, избавившись от них. Так что он вернулся к тем ветеранам, которые остались с ним, и обучал их всем премудростям земли, которые сам узнал от отца и деда. Но ветераны, вернувшиеся на равнину — и те, которые не уходили из нее — не могли и не умели жить без войны. И вот уже Кригилл достигли слухи, что появились банды грабителей, терроризирующие жителей равнин, причем бандиты гордо носят на груди желтые медальоны, которые он дал им. Заодно слухи утверждали, что Хаману Сжигатель-Троллей превратился в Хаману Сжигателя-Людей, готовым предоставить свою силу любому самому незначительному главарю банды. И этим слухам верили как фермеры с равнин, так и жители городов!
Даже сейчас, тысячу лет спустя, потные плечи Хаману заледенели при этих воспоминаниях. В первый раз, когда он услышал о том, что отставные воины творят его именем, он потерял дар речи. Во второй раз он поклялся, что это будет последний. Он всегда был готов взять на себя полную ответственность за войну против троллей, и за приказы, которые он давал и которые его воины выполняли. Но он не хотел и не мог — тогда и потом — нести на себе проклятия за преступления других людей.
В холодном гневе Хаману во второй раз ушел из Кригилл. С верными ему ветеранами за спиной, он пошел по следу тех, кто предал его и все человечество. Он убил самого наглого из них — и обнаружил, что наслаждается страданиями человека ничуть не меньше, чем страданиями троллей. Он мог бы убить любого бандита, носившего медальон со Львом, и любого из этих недолговечных червяков-бандитов, грабившего фермеров вместе с ними. Но убивать членов своей расы — той, к которой принадлежал он сам, когда был смертным — было противно Хаману, хотя и насыщало его.
Одновременно продолжалось превращение его собственного тела. Он стал настолько тяжел, что ни один канк не мог его на себе нести, и теперь он ходил повсюду пешком в облике получеловека-полульва, в котором он сражался в последней битве с Виндривером. Его последователей это не пугало; со временем уже не верили, что он когда-то был человеком, как они. Они думали, что служат живому богу.
Живой бог, подумал Хаману, бредя по колено в дымящейся болотной жиже, должен получше обращать внимание на то, куда поставить ногу!
Репутация Льва распростанилась далеко за пределы Кригилл. Хаману принимал беженцев из самых разных мест Центральных Земель, где другие Доблестные Воины вели свои очистительные войны. Они приходили к нему с жалобами на обыкновенных бандитов или главарей маленьких армий, которые никогда в жизни не видели ни одного тролля, но носили на шее его керамический медальон. Вначале он отказывался помогать, но со временем в долинах Кригилл набралось столько беженцев, что стало не хватать еды. Так что ему пришлось пойти на запад, преследуя слухи и банды, пересечь пустыню Ярамуке, пока он не добрался до пары маленьких городов, Урик и Кодеш, чьи соперничающие между собой предводители сражались за право контролировать торговые пути между Тиром и Джиустеналем.
Делегация из Урика встретила Хаману и его воинов, когда они были еще в нескольких днях пути от городов-соперников. Среди Урикитов были аристократы и фермеры, женщины и мужчины, бродячие торговцы и ремесленники — и даже несколько странных существ, которые родились от союза эльфов с людьми, первые полукровки, встреченные Хаману.
Предубеждение, которое он впитал с молоком матери, которое родилось в нем задолго до проклятое превращения в Доблестного Воина, поднялось в Хаману.
Он решил, что знает, что надо делать еще до того, как было произнесено хотя бы одно слово: разрушить Урик до основания за его нечистоту и пусть судьба этого города послужит уроком Кодешу. Тем не менее он решил их выслушать — бог должен слушать, или, по меньшей мере, делать вид, что слушает. Его рука — та самая, которой он держал в тайне от всех камень с молчаливой душой Виндривера — болела все время, пока он слушал тщательно обдуманные мольбы Урикитов не только на то, чтобы выгнать бандитов с их шайками из города, но и предложение навсегда сделать Урик его домом.
— Бессмертный волшебник правит в Тире, — объяснил предводитель Урикитов, — а другой в Джиустенале. Урик лежит между ними. Шайки бандитов не только пьют кровь из самого Урика, О Могучий Лев; они грабят караваны, которые идут из Тира в Джиустеналь и обратно. В результате живые боги этих городов угрожают нам за преступления, которые мы не может предотвратить. Мы просим вас покончить с бандитами и их предводителями, и остаться с нами, чтобы защитить нас от жадности и гнева соседей. Если мы должны жить под игом бога, мы бы хотели сами выбрать себе бога, а не бога Джиустеналя или Тира.