2. Ошибочная политика и постоянные трудности в сельскохозяйственном производстве. В течение многих лет, начиная со стремительной коллективизации и массовых репрессий и кончая декретами Н. С. Хрущева, ограничившими возможность индивидуального животноводства, основу сельскохозяйственной политики составляла не столько забота о всестороннем развитии экономики села и роста производительности земли, сколько задача максимального изъятия сельскохозяйственных продуктов при минимальных бюджетных затратах. Лишение сельского населения ряда элементарных гражданских прав (беспаспортный режим), формы управления, основанные главным образом на принуждении, и непрерывные декреты создавали ситуацию подавления серьезной науки, представленной Д. Н. Прянишниковым, Н. И. Вавиловым, А. Г. Дояренко, Н. М. Тулайковым, П. Н. Константиновым и другими. Эта наука, имевшая международные традиции, не могла служить теоретической основой непрерывного политического экспериментирования, достигшего невиданных размеров при Н. С. Хрущеве. В противовес ей активно создавалась и поддерживалась другая «наука», цинично пользовавшаяся оружием обещаний и обмана, признававшая в первую очередь не законы природы и законы производства, а решения на государственном уровне. Такой «передовой» наукой и стал лысенкоизм, существовавший только благодаря поддержке политической и государственной власти. По тому же принципу, по которому возникли государственная философия, политэкономия, социология, создавалась и государственная агробиология, лишенная международных традиций, объективных критериев и идеалов.
Практические мероприятия в сельском хозяйстве, инициатором которых был Т. Д. Лысенко, — лишь спутники тех кардинальных и еще менее обоснованных мероприятий, проводившихся Сталиным и особенно Хрущевым и приведших к значительно более серьезному ущербу. Конфликт с серьезной наукой (и не только в области сельского хозяйства) возник первоначально не у Т. Д. Лысенко. Этот конфликт возник у Сталина, а позднее у Хрущева. Т. Д. Лысенко был следствием этого конфликта — он был тем суррогатом науки, который потворствовал политическим методам и тактике обоих лидеров. В условиях нормальной демократической обстановки Т. Д. Лысенко был бы рядовым провинциальным агрономом с элементами фанатизма и обскурантизма, которых много и сейчас в любой стране, но их никто не ставит во главе науки.
3. Особенности нашей прессы с конца двадцатых годов создавать возможность избирательной поддержки угодного политическому руководству научного направления и полного зажима выступлений его противников. При всем огромном разнообразии издающихся газет и журналов в прессе существовали четкая централизация и субординация. Критика в газетах статей, опубликованных «Правдой», практически была невозможна. На страже официально поддерживаемых концепций стояла цензура. Я знаю десятки случаев, когда цензура «снимала» уже подготовленные к печати или набранные статьи с прямой или косвенной критикой Т. Д. Лысенко (до смерти И. В. Сталина цензура просматривала публикуемые материалы трижды: в рукописи, в верстке и сигнальные экземпляры перед выходом в свет. С 1956 года просмотр рукописей цензором был отменен и оставались лишь последние две стадии работы).
Примерно с 1934 года по октябрь 1964-го, то есть за 30 лет центральная печать не пропустила ни одной серьезной статьи с критикой лысенкоизма. Исключение составляла короткая заметка С. С. Станкова в 1954 году с критикой теории «порождения» видов. В то же время «Правда», «Известия» опубликовали сотни статей Т. Д. Лысенко и его сторонников с критикой классической биологии и рекламой различных практических предложений, которые в силу особой роли этих газет становились директивными для всех других изданий.
Критика методов Т. Д. Лысеико в 1935–1938, 1946–1947, 1953–1958 годах велась только в специальных научных журналах. Несколько раз на длительные сроки строгое цензурное запрещение распространялось на все издания. В 1948–1952 годах цензура запрещала все публикации не только с критикой работ Т. Д. Лысенко, но и позитивное изложение экспериментальных работ по классической генетике. В 1958–1964 годах цензура запрещала только прямую критику лысенкоизма, экспериментальные работы по генетике публиковались без серьезных трудностей, но в небольшом числе научных журналов. В условиях свободного обмена мнениями лысенкоизм, конечно, не смог бы продержаться столько лет и уж во всяком случае его практические рекомендации не стали бы обязательными для внедрения.
Таким образом, и это условие расцвета лысенкоизма связано с политической ситуацией, существовавшей в стране.