Но есть надежда, что проект, которым Питер сейчас занимается, позволит переломить ситуацию. Кардинал предоставил Питеру почти неограниченный доступ к главному церковному компьютеру и велел разобраться в некоторых странностях, которые заметил в хранящихся там данных. Но легко сказать: «Разберись», а реально разобраться оказалось совсем не просто. Питеру пришлось глубоко изучать компьютерное дело, затем статистику, кластерный анализ, факторный анализ… Он ощущал себя студентом-переростком, мучительно постигающим высокую науку древних эпох в смутной надежде, что когда-нибудь это пригодится. Приходил в рабочий кабинет, заваривал чай, раскрывал учебник, раскрывал задачник, и начинал решать. Просто читать учебник бессмысленно, высшая математика — такая наука, что пока сотню задач по одной теме не прорешаешь, не поймешь вообще ни хрена. А потом такое просветление наступает, будто дао постиг, счастье неимоверное. А потом снова понимаешь, что ничего не понимаешь. Питер полагал, что скоро станет самым квалифицированным математиком во всем Барнарде, но будет ли от этого практическая польза — пока не знал. Он все еще не представлял себе, как будет решать задачу, поставленную Рейнбладом. Он ее и сформулировать-то толком не мог, разве что в терминах «какая-то ерунда происходит».
Каждое утро Питер Пейн уходил на работу, а Топорище Пополам отправлялся на базар. По дороге он проходил мимо дворца Тринити, там перед входом разбит маленький и уютный тенистый скверик, и Топорище Пополам завел привычку заходить внутрь, присаживаться на скамейку и сидеть полчаса, любуясь цветочными клумбами и смутно надеясь, что, может быть, когда-нибудь…
Когда-нибудь наступило на пятый день. К нему подошел орчонок-подросток, явный полукровка, сел рядом и спросил:
— Ты Топорище Пополам?
— Я, — ответил Топорище Пополам.
— С Тяжелым Танцором хочешь поговорить? — спросил орчонок.
— Хочу, — ответил Топорище Пополам.
— Пойдем, — сказал орчонок.
И они пошли. Но не в центральный вход, а вдоль забора и затем внутрь через неприметную калитку, скрытую от посторонних глаз зарослями можжевельника. Топорищу Пополам велели надеть на голову пчеловодческую вуаль и повели в легендарную казарму номер три.
Тяжелый Танцор принял его в собственном кабинете. Удивительное дело — у орка собственный кабинет! Впрочем, Тяжелый Танцор — не обычный орк, а один из высших иерархов боевого братства. Будь он церковником, был бы уже дьяконом.
— Здравствуй, дорогой, рад тебя видеть! — поприветствовал его Тяжелый Танцор. — Вуаль можешь снять, здесь чужие не ходят.
Встал с роскошного кресла орочьей кожи, крепко обнял гостя, похлопал по спине, усадил в другое роскошное кресло, собственноручно налил чаю и раскурил трубку мира. Топорище Пополам понял, что поступил правильно. Вначале он колебался, ведь то, что он делает — предательство, нарушение присяги, Питер Пейн — законный добрый господин… Да какая к бесам и демонам присяга! Достало уже полы мыть вместо болезной старушки, которая вот-вот окочурится. Здесь, в боевом братстве, его будут ценить по-настоящему, не так, как добрый господин Питер Пейн. Собственный кабинет вряд ли сразу дадут, но…
— Хочешь стать одним из нас? — спросил Тяжелый Танцор.
— Хочу, — ответил Топорище Пополам.
— Это надо заслужить, — сказал Тяжелый Танцор.
— Я готов, — сказал Топорище Пополам.
Тогда Тяжелый Танцор стал его расспрашивать, но почему-то не о Питере Пейне, а о Джоне Россе, а точнее, о Сером Суслике — именно так называл себя Джон Росс, когда пробрался в экспедицию Пейна под видом орка-проводника. Топорище Пополам рассказал все, что знал. А когда он закончил говорить, Тяжелый Танцор откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, задумался, а затем открыл глаза и сказал:
— Не сходятся концы с концами в твоем рассказе. Получаются как бы два разных человека. Вначале Джон Росс ведет себя как обычный орк, а потом вдруг…