Елена открыла дверной замок, убедилась, что в коридоре нет ни души, и, приложив к губам палец, подтолкнула Аркадия к порогу.
ПРОЩАНИЕ
Аркадий возвращался домой из ночного маршрутного полета. Метеорологические условия были прекрасными, и он с двенадцатикилометровой высоты отчетливо различал красные и зеленые строчки огней своего аэродрома. Ясный купол неба висел над ним и подмигивал яркими голубыми звездами. Он уже приготовился запросить разрешение на посадку, но с земли его окликнули раньше.
— Двести двадцать первый, — прозвучал голос с земли. — После заруливания зайдите на СКП. Посадочку разрешаем.
Двигатель гудел ровно и успокаивающе. Точными движениями уже опытного летчика подвел Аркадий машйну к земле, завершив пробег, зарулил на стоянку. В том, что его вызывали на СКП, он не видел ничего необычного. После учений к нему, Андрею, Маджари и еще нескольким молодым летчикам в штабе стали относиться гораздо серьезнее. В них уже видели авторитетных людей, вызывали советоваться.
Он взбежал по винтовой лесенке наверх. Полеты не были полковыми, и на СКП было почти пусто. Командир эскадрильи Силин руководил ими этой ночью. Он неторопливо заканчивал остывающий ужин и появление Аркадия отметил коротким восклицанием:
— A-а, полуночник.
— Почему полуночник?
— А потому, что посадку ты произвел ровно в двадцать четыре ноль-ноль, — засмеялся Силин. — А пригласил я тебя на СКП по одной только причине. Немедленно звони адъютанту командующего майору Староконю. Эй, дежурный! — крикнул Силин горбоносому сержанту. — Быстренько соедини будущего старшего лейтенанта Баталова с адъютантом командующего.
— Это ты, Аркаша?— раздался в трубке встревоженный, добрый голос Тараса Игнатьевича. — Я уже выслал за тобой машину. Выезжай немедленно.
— Почему? — вырвалось у Баталова.
— С отцом плохо.
Когда Аркадий поднялся на второй этаж знакомого коттеджа, Староконь быстро проводил его в кабинет отца. Антон Федосеевич лежал на высоко взбитых подушках. Одутловатое лицо с синими отеками под глазами дрогнуло от удивления.
— Аркаша... какими судьбами?
— Меня Тарас Игнатьевич кликнул, папа.
— Тарасик? А кто ему дал на это санкцию? А ну-ка пойди сюда, старый конь.
Смущенный Тарас Игнатьевич кособоко выплыл из соседней комнаты.
— Та що тоби, Антоша?
— Я дам тебе що! — сверкнул глазами Баталов-старший. — Соборовать меня решил, что ли? Зачем без моего ведома Аркашку кликнул?
Староконь смущенно переминался с ноги на ногу.
— Антоша! Та я думал, тоби будет с ним легче. Ведь сколько суток уже с сыном не балакал. Балакай, а я зараз эту самую бразильскую заразу — кофе заварю. Только не для тебя, разумеется, Антоша. Кому кофе, а кому таблетки.
Он ушел, а командующий, тихо смеясь, покачал головой:
— Ну и чудодей! Неисправимый чудодей наш Тарасик.
— Замечательный человек, — грустно заметил сын. — Тебе его будет не хватать, как кислорода, если когда-нибудь расстанешься.
- Откуда ты взял, что я с ним когда-нибудь расстанусь? — шевельнул бровями командующий.— Мы одной веревочкой до самой могилы перевиты, как два бобыля. Садись поближе, сынка.
Аркадий вместе с мягким креслом придвинулся к постели отца, взял его тяжелую вспотевшую ладонь и, не отпуская, погладил. От неожиданной нежности растроганный Антон Федосеевич закрыл глаза.
- Тебе плохо, отец?
- Да как сказать, сынка...
- А если честно?
- Не очень приятно, конечно. Уже вторые сутки в лежачем положении бумаги подписываю
— с тоской признался отец. — Этот приступ пройдет, и я встану на ноги. Но следом за ним придет второй, третий. Суть нашего бытия весьма сурова, Аркаша. По велению вечных законов жизнь так гонит годы, что кажется, что они пролетают с реактивным движком и свою собственную жизнь как в кино смотришь. Важно при этом только вовремя оглядываться, чтобы ошибки свои оценивать и не повторять.
- Ты в пессимизм ударился, папа, — мягко прервал его сын. Он внимательно всматривался в широкое серое и отечное лицо, видел скованный недомоганием потухший взгляд и добрую ическую улыбку, блуждающую по этому такому для него дорогому лицу. Мысленно отметил, что не очень-то хорошо выглядит сейчас отец. — Ты еще крепко встанешь на ноги и нами покомандуешь, — подбодрил он.
— Какой я теперь командующий, если Староконь валидол за мною возить должен,— горько улыбнулся Антон Федосеевич. — Нет, сынок, я уже откомандовался.
— Как это понимать, папа?