— Бедная мама, — покачал головой Аркадий,— как мало тебе выпало пожить на нашей земле. — И вдруг жестко, без всякой связи и паузы спросил: — Отец, а у тебя были другие женщины? После нее, конечно?
Антон Федосеевич подавленно усмехнулся.
— Не надо, сынок, когда-нибудь в другой раз об этом.
— В другой так в другой, — смущенно согласился Аркадий. — Только я хочу знать, были или не были. Ведь ты такой сильный, красивый. Тебя многие могли бы любить. Разве не так?
Генерал засмеялся и разлохматил ему волосы.
— Чего пристал? Тебе как отвечать? Сидя или в положении «смирно»? Сказал — после, значит, так и будет.
Аркадий утвердительно качнул головой, понимая, что не надо принуждать отца к ответу, раз он от этого ответа так решительно уходит. Стараясь смягчить неловкость, сын искал для этого предлог и обрадовался, увидев на стене под ликом одного тевтонского рыцаря фотографию немецкого аса, такую же точно, какую они только что рассматривали с Андреем Беломестновым в мансарде, в отведенной им для ночлега комнате.
— Зачем он у тебя здесь, папа?
Баталов старший не сразу понял.
— Фон Корнов? Да куда же от него денешься. Все-таки бывший хозяин этого особняка.
— Он и у нас в мансарде висит. Андрею на глаза попался. Просит рассказать о нем.
— Ну что же, исполни просьбу. — Генерал потянулся и ладонью прикрыл зевок.
— Ты устал, папа?
— Не скрою.
— Так я пошел. Нам когда завтра вставать?
— Когда выспитесь как следует. А раньше понадобитесь, Староконя за вами пришлю. Тарасик устроит подъем по всем правилам. Ты же не забыл, какой он великий мастер на побудки?
— Да нет, помню, — тепло улыбнулся сын. — Он где живет? У тебя?
— А где ж ему. Живем вместе, как два старых сторожевых пса, если выражаться реалистически. А если романтически, то надо повторить слова одного журналиста, написавшего в центральной газете: «У них ключи от неба». Разница меж нами в том, что я сторожу в основном небо, а Староконь немножко небо, а в основном меня, как и всякий истый адъютант. Ну да ладно. Спокойной ночи, дружок. — Генерал притянул к себе сына, поцеловал в губы и тут же грубовато оттолкнул. — Эх, Аркашка! Какой прекрасный возраст двадцать три года! Да еще когда лейтенантские погоны на плечах. И не какие-нибудь, а нашенские, авиационные! Да еще когда ручкой сверхзвукового истребителя, хорошо ли, плохо, ворочать уже умеешь.
— Да еще когда ты сын героя великой войны, генерала, прославленного во всех ВВС твоей родины. Так-то, папа, — прищурился Аркадий.
Отец рассмеялся и подтолкнул его к выходу.
— А теперь иди спать. Уже ведь начался первый день твоей службы, а ты еще и глаз не сомкнул!
Аркадий широко распахнул дверь и включил свет. Андрей уже спал, разбросав крепкие ноги. Руки, сжатые в кулаки, были вытянуты вдоль тела, будто снился ему ринг и напряженное ожидание встречи с противником, когда все застывает в боксере: и мысли и мускулы, только сердце работает учащенно. «Не стану будить его, — решил Аркадий. — Оба мы за этот день порядочно притомились». Но Беломестнов внезапно раскрыл глаза и сладко потянулся.
— Долго же ты у своего бати пробыл. Уже начало третьего.
— Что поделаешь. Давай спать.
— Спать? — протянул Беломестнов. — Ну и друг же ты у меня, Аркашка, А кто обещал про этого типа рассказать на сон грядущий?! — кивнул он на фотопортрет фашистского летчика.
— Может, утром? — почти взмолился Аркадий, но Беломестнов сбросил с себя легкую простыню и сел в кровати, обхватив руками поджатые колени и положив на них твердый подбородок. В глазах его как не бывало сонной дремы, широко раскрытые и требовательные, они сверлили Аркадия.
— Никаких утром. Только сейчас. Ну? — Андрей стал отсчитывать, как заправский рефери: — Раз, два, три, четыре, пять...
Аркадий одним прыжком очутился рядом, изо всей силы толкнул в грудь товарища. От неожиданности Андрей повалился на подушку.
— Ага! — торжествующе закричал Баталов. — Ты в нокауте!
— Дура, — зашипел Беломестнов. — Отца разбудишь!
Они погрозили друг другу пальцами и затихли.
— Все-таки ты большая дрянь, Аркашка,— зашептал Беломестнов,— как самурай, исподтишка на меня напал. За это будешь рассказывать в два раза длиннее.
Аркадий вздохнул, понимая, что заснуть теперь долго не удастся. Ведь нельзя же о бароне фон Корнове рассказать за десять минут...