— Понимаешь, Лелька, я же выступаю не против самого Баталова, — горячился Болотов, — но я хочу самым принципиальным образом осудить в этом факте целое явление. Смело и остро.
— И вы что же, посвятите этому все собрание? — наивно спросила Ольга.
Болотов неожиданно пришел в замешательство, сраженный необыкновенно простой и убедительной логикой этого вопроса.
— Да нет, не все, — растерянно заговорил он, — вопрос гораздо шире истории с лейтенантом Баталовым. Но если наша офицерская масса взорвется, то я ее остановить буду не в состоянии. Понимаешь, Лелька, ведь мы идем к новому и более совершенному общественному строю. Сама знаешь, как его называют. Коммунизмом. Ты только подумай, каким высоким требованиям должны сейчас отвечать наши молодые офицеры. И разве я имею право закрывать глаза на ошибку Баталова?
Расческа замерла в руках у жены, и она жалостливо сказала:
— Ой, Алешка, а надо ли? Ведь этот Аркадий такой милый и красивый мальчик.
Болотов строго отвел ее руку, осуждающе сказал:
— Вот-вот, боевая моя подруга. Я так и знал. Вашему слабому полу главное — лишь бы был смазлив. А я тут целое явление опасное в его поведении усматриваю. Мне дела нет никакого — красивое у него личико или побитое оспой-ветрянкой и что за папа стоит за его спиной. Он летчик, и наша советская власть какую дорогую ему машину доверила! Такую машину беречь и любить надо. Вот как, моя боевая подруга! И если даже в сложный переплет попал, то держись! А он по первому разрешению с пяти тысяч сиганул. А как же, если война? Можем мы положиться на летчика-истреби-теля с такими волевыми качествами? Вот что должно быть критерием при оценке его проступка перед личным составом.
Ольга покачала головой и упрямо сказала:
— Ой, Алешка, а ведь тебя опять заносит!
— Оля! — строго прервал ее Болотов. — Не произноси этого слова.
— Не любишь? — усмехнулась жена. —: Но ведь тебя и раньше заносило. Помнишь, когда ты был секретарем полкового комсомольского бюро, с каким рвением ты набросился на солдата Пряникова, заснувшего на посту? Трибунала требовал на общем комсомольском собрании. А оказалось, что солдат тот не заснул, а был в обмороке и только из самолюбия не признался. Спасибо, врач спас его от беды.
— Мало ли что и когда было, — рассердился Болотов. — Сейчас у меня все взвешено и отмерено!
И вот теперь Болотов пристально смотрел в зал. Он уже знал, что часть летчиков решительно осуждает Баталова, считая его если не виновником гибели реактивного самолета, то нарушителем выработанного десятилетиями летного устава, по которому советский летчик не покидал никогда машины до той секунды, когда борьба за нее вела уже к гибели. А Баталов-старший намного приблизил эту секунду.
Болотов подробно говорил о значении волевых качеств в жизни советского летчика, приводил примеры из боевых действий на Халхин-Голе, в гражданскую и Великую Отечественную войны, рассказывал о случаях самоотверженного поведения в дни мирных будней. Голос его окреп, и волнение как рукою сняло. Не заглядывая в написанный текст, он так и рубил фразу за фразой и видел, как временами оживляются лица офицеров, а некоторые утвердительно кивают головами.
— Наш Военно-Воздушный Флот знает много примеров мужества и отваги в труднейших ситуациях, — гремел Болотов. — Кто высоко, как знамя в бою, несет звание советского летчика — всегда побеждает и в любых аварийных ситуациях спасает себя и машину, потому что существует незримая формула: знания плюс воля знак равенства — победа. Вспомните, товарищи, как год тому назад наш комэск коммунист Силин совершил посадку, когда аэродром был сплошь затянут туманом. Он тоже получил разрешение катапультироваться, но им не. воспользовался и до последней секунды думал только о том, как бы спасти машину. И спас ее. Мы должны постоянно помнить, товарищи, сколько стоит наш современный реактивный сверхзвуковой истребитель, наша гордая «стрела», сколько в него вложено труда нашего славного рабочего класса и бессонных конструкторских ночей. — Болотов отпил глоток боржоми и назидательно продолжал чуть-чуть погасшим, будто бы от глубокого сожаления, голосом: — К огорчению, наш молодой летчик лейтенант Баталов не последовал примеру тех, о ком я говорил. Он бы мог еще бороться за самолет, сделать еще одну попытку запустить двигатель, но предпочел по первой команде, отданной с командного пункта нашим уважаемым... — Болотов остановился, подыскивая нужное слово, и вдруг из зала раздался полный ярости голос: