— И скажу, — снова подтвердил Кольцов свое намерение, — хотя сразу и не очень-то придумаешь, чего пожелать нашему имениннику. Служба твоя, Федор Федорович, идет хорошо. Семья у тебя прекрасная. Друзья тебя любят. Подарки все принесли?
— Они без подарков не пускали, — за всех ответил Аверочкин.
— Правильно делали, — усмехнулся Кольцов. — Так вот, пожалуй, чего я тебе пожелаю. Уж очень спокойно ты живешь, дорогой именинник. Не по возрасту спокойно. Похоже, доволен собой сверх всякой меры. А это, на мой взгляд, одно из самых опасных заболеваний века. Вот и позволь пожелать тебе в качестве лекарства этакого беса в душу, который будил бы постоянно в тебе чувство неудовлетворенности собой, своими делами. Будил и корил: мало сделал, надо больше, лучше… Одним словом, воспылай мечтой большой и красивой. И стремись к ее осуществлению. Об академии тебе пора подумать. Высшее образование совершенно необходимо. Такое мое тебе пожелание!
— Разрешите дополнить, командир? — спросил вдруг Чекан.
— Конечно! — охотно разрешил Кольцов.
— Если не удастся получить высшее образование, достигнете, юноша, хотя бы среднего соображения. — Все засмеялись, выпили. Чекан тоже выпил, поставил рюмку на стол и уже тихо, обращаясь больше к Кольцову, проговорил: — Мечта — это прекрасно. А вы знаете, командир, о чем мечтал в детстве Леша Чекан?
— Нет, Алексей! — признался Кольцов.
— Я вам расскажу. Леша Чекан имел с детства голубую мечту — работать на Воронцовском маяке. Кем? Все равно. Какая разница. Лишь бы каждый моряк, хоть с лайнера, хоть с шаланды, куда бы он ни шел — в Одессу или из Одессы, — увидев луч маяка, мог с уверенностью сказать: «У Чекана полный порядок. Светит, как солнце. Можно спокойно двигать своим курсом». Вот о чем мечтал Чекан. А что вместо этого получилось, командир? Вместо широкого моря Чекан каждый день видит узкий танковый бокс. А вместо того чтобы взбираться на маяк, он лезет под днище танка. Но ведь это тоже надо кому-то делать. И Чекан делает.
— И очень хорошо делает, — обнял офицера Кольцов.
— А о своей мечте я и до сих пор не забываю, — прищурив глаза, продолжал Чекан. — И о вас очень часто думаю. Ведь не водить эти танки, а рассчитывать для них разные штучки мечтал командир… Неужели, думаю, у него никогда кошки на душе не скребут?
— Нет, Алексей, — усмехнулся Кольцов. — Не скребут. Все идет по плану… И рассчитывать и конструировать я обязательно буду.
— А мечта не погаснет? Жизнь, командир, как та барабулька: пока ее тащишь из воды, она пять раз перевернется.
Кольцов ничего не успел ответить зампотеху.
— Сюрприз! — громко объявил вдруг Борисов и выключил в комнате свет.
— Дети забавляются, — добродушно заметил Чекан и громко спросил: — Кого я должен целовать? Подходите сами.
— Сюрприз! — повторил Борисов.
И наступившую темноту вдруг прорезал яркий луч киноаппарата. Он уперся в пустую стенку над телевизором, и на стене замелькали кадры любительского фильма. На момент появилось озабоченное лицо Чекана, потом все видели его удаляющуюся фигуру и характерный для него, всем очень знакомый жест, когда Чекан в недоумении разводит руками. Гости с любопытством насторожились. Но уже в следующий момент все стало ясно. На стене появился камыш, заискрилась рябь речушки, показался стоявший по пояс в воде Кольцов. На берегу, неподалеку от него, сидела вислоухая собака.
— Джерик! — восторженно воскликнула жена Борисова.
— Ко мне, Джерик! — прокомментировал Борис повелительный жест Кольцова.
Дальнейшая демонстрация фильма проходила под непрерывный смех и шутки гостей. Содержание фильма сводилось к тому, как Кольцов обучал Джерика подавать с воды убитую дичь. Кольцов дал понюхать Джерику убитую утку и бросил дичь в воду. Джерик вопросительно посмотрел на Кольцова. Кольцов, показывая на утку, что-то объяснял Джерику. Джерик ответил лаем. Кольцов сам полез в воду. Сам взял утку в зубы и поплыл с ней к берегу. Джерику, очевидно, это очень понравилось. Теперь он лаял с двойным восторгом. Заканчивался фильм эпизодом, где Кольцов сидел на берегу и курил, а Джерик признательно лизал ему плечо и ухо.
Смеялись все. А больше всех сам Кольцов. Юле тоже очень понравился фильм. Кольцов пригласил Юлю на танец и успокоенно проговорил:
— Ну, я очень рад, что у вас настроение поднялось.
Юля танцевала легко, непринужденно.
— Не хотите выйти на балкон? — спросил Кольцов.
— Пойдемте.
— А состояние ваше мне очень понятно, — сказал Сергей. — Мне тут часто приходится всякие испытания проводить. Начальство помнит, что я с физфака, и все приборные новинки, как правило, мне сплавляет. А результаты испытаний самые неожиданные зачастую получаются. И люди с самым разным настроением от нас уезжают. Так что вас я хорошо понимаю…
— Да нет, теперь-то не так все страшно, — задумчиво сказала Юля. — Я ведь думала, с пустыми руками возвращаться придется. А теперь хоть ваши записи…
— Не в них дело, Юлия Александровна, — сказал Кольцов.
— Для меня именно в них, — подтвердила Юля.
— Не понимаю вас. Прибор не получился!
— Вы хотите, чтобы мы безропотно приняли вашу оценку? — улыбнулась Юля. — Так, Сергей Дмитриевич, не бывает. Какие бы неполадки в системе ни обнаружились, сама по себе она — новое слово. И вы не можете с этим не согласиться. Кстати, судя по вашим записям, вы конструируете свой прибор?
— Скорее всего, принципиальную схему, — уточнил Кольцов.
— Кому-нибудь показывали ее?
— Нет…
— Я, правда, не все там поняла, но вы, кажется, строите ее на принципе использования излучений объекта?
— Именно, — подтвердил Кольцов.
— Вам этот принцип кажется перспективней?
— Вне всякого сомнения. На этом принципе уже сегодня можно создать прибор, который будет действовать исключительно избирательно. Современный бой быстротечен, маневрен, динамичен. У командира машины нет времени выискивать цели и определять их значимость. За него это должна делать техника. А он должен лишь задать ей направление: эта опушка, та низина…
— Идея эта известна, — сказала Юля.
— На открытие не претендую. Озабочен конкретным ее воплощением.
— Есть и воплощение.
— Но совсем в иной среде, — заметил Кольцов.
— Правильно, — согласилась Юля. — В однородной среде. В воде, в воздухе. И это не случайно. Там все иначе. А как вы, допустим, отличите среди избранных объектов уже уничтоженный танк от действующего?
— И у того и у другого есть свои конкретные опознавательные признаки. Дешифратор в них разберется.
— Это очень сложно, — задумчиво ответила Юля.
— А до луны лететь было проще?
— В некотором смысле проще.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но если об этом не думать уже сегодня, и завтра эта задача будет казаться почти невыполнимой.
— А вот ваши конкретные замечания по «Сове» мне очень понравились, — несколько изменила направление разговора Юля. — Вы проницательны.
— А по-моему, они видны даже слепому. Вы сказали, что «Сова» — новое слово. С точки зрения технического решения. Увеличив многократно чувствительность прибора, вы намного увеличили дальность его действия, да и обзор тоже. Но при этом уже сейчас почти полностью исчерпали все возможности положенного в его основу принципа! — горячо продолжал Кольцов. — Вы не выжмите из прожектора больше ни одного люма. Уж это точно. Значит, конец наращиванию и разрешающей способности «Совы». А за счет чего же тогда собираетесь пробить туман? Или махнете на него рукой? Дескать, ребята в танках сидят молодые, глазастые, разглядят, что надо, и без прибора…
— Ну зачем уж вы так? — мягко проговорила Юля. — Да и принцип наш тоже хороните рано. Мы как раз над прожектором трудимся. Кое-что в запасе у нас еще есть…