Впечатляющие действия де Голля основывались не только на галльской риторике и культурной гордости. Благодаря плану Маршалла и другим американским грантам, а также общему восстановлению Европы в конце 1940-х годов, французская экономика быстро росла в течение почти двух десятилетий{911}. Колониальные войны в Индокитае (1950–1954) и Алжире (1956–1962) оттянули на себя ресурсы Франции, но лишь ненадолго. Добившись очень благоприятных условий для защиты своих национальных интересов в момент создания Европейского экономического сообщества в 1957 году, Франция извлекла выгоду из этого крупного рынка, одновременно проведя реструктуризацию сельского хозяйства и модернизацию промышленности. Несмотря на критическое отношение к Вашингтону и жесткое препятствование вхождению Великобритании в ЕЭС, де Голль в 1963 году пошел на сенсационное примирение с Германией Аденауэра. И все это время он говорил о том, что страны Европы должны встать на ноги, перестать зависеть от господства сверхдержав, вспомнить о своем славном прошлом и начать сотрудничать (при этом, естественно, предполагалось, что вести их за собой будет Франция) ради не менее славного будущего{912}. Это были смелые слова, но они нашли отклик по обеим сторонам железного занавеса и понравились многим, кому претили как советская, так и американская политическая культура, не говоря уже о внешней политике обеих сверхдержав.
Однако к 1968 году собственная политическая карьера де Голля сильно пострадала в результате волнений студентов и рабочих. Напряжение, вызванное модернизацией и пока еще сравнительно скромным размером французской экономики (3,5% мирового производства в 1963 году){913}, означало, что страна была еще недостаточно сильна, чтобы играть ту важную роль, которую отводил ей генерал. Какие бы особые соглашения он ни предлагал Западной Германии, та не осмеливалась порвать свои прочные связи с США, от которых так сильно зависели политики в Бонне. Более того, жестокое подавление Россией чехословацких реформ в 1968 году доказало, что восточная сверхдержава не собиралась разрешать своим сателлитам вести независимую политику и тем более вступать в возглавляемую французами общеевропейскую конфедерацию.
Тем не менее при всем своем высокомерии де Голль олицетворял и ускорял тенденции, которые невозможно было остановить. Вооруженные силы западноевропейских стран, несмотря на свою военную слабость в сравнении с США и СССР, стали гораздо крупнее и мощнее, чем в послевоенные годы; из этих стран две обладали ядерньщ оружием и разрабатывали системы доставки. С экономической точки зрения (что мы подробно рассмотрим ниже) «восстановление Европы» прошло с блеском. Кроме того, несмотря на вторжение России в Чехословакию (1968), характерная для холодной войны эра разделенности Европы на два изолированных блока близилась к концу. Проводимая Вилли Брандтом выдающаяся политика примирения с Россией, Польшей, Чехословакией и особенно режимом ГДР (который поначалу очень неохотно шел на сближение) с 1969 по 1973 год, главным образом на основе принятия границ 1945 года как постоянных, ознаменовала период расцвета контактов между Востоком и Западом. Западные инвестиции и технологии преодолевали железный занавес, и эта «экономическая разрядка» также давала побочные результаты в виде культурного обмена, Хельсинских соглашений (1975) о правах человека, усилий, направленных на избегание военных недоразумений в будущем и на обоюдное сокращение вооружений. Сверхдержавы, исходя из собственных соображений, с неизбежными оговорками (особенно с советской стороны) дали на все это свое благословение. Но, возможно, самым значительным обстоятельством было беспрестанное давление самих европейцев, призывавших к сближению между государствами; по этой причине, даже когда отношения между Москвой и Вашингтоном охладели, СССР или США едва ли могли остановить данный процесс{914}.