Американцам было намного проще, чем русским, приспособиться к новой плюралистической международной обстановке. Антиамериканские жесты де Голля не шли ни в какое сравнение с напряженными китайско-советскими пограничными столкновениями, упразднением двусторонней торговли, идеологическими выпадами и дипломатическим соперничеством по всему земному шару, из-за чего к 1969 году некоторые эксперты пришли к выводу о неизбежности русско-китайской войны{915}. Как бы сильно американской администрации ни претили действия Франции, они вряд ли требовали переброски вооруженных сил. Так или иначе, НАТО пока сохранял за собой право на пролеты над Францией и тбпливный трубопровод, пересекавший территорию страны, а Париж соблюдал особые оборонные договоренности с ФРГ, так что его войска могли быть задействованы в случае нападения стран — участниц Варшавского договора. Наконец, в американской политике после 1945 года существовала фундаментальная аксиома о том, что сила и независимость Европы (то есть независимость от русского влияния) служат долгосрочным интересам США и помогают облегчить бремя военных расходов, даже если такая Европа может стать экономическим и, возможно, дипломатическим конкурентом Соединенных Штатов. Именно по этой причине Вашингтон поощрял любые шаги к европейской интеграции и призывал Великобританию присоединиться к ЕЭС. Россия, напротив, не только утрачивала чувство военной безопасности в случае появления на Западе мощной конфедерации, но и беспокоилась о том притяжении, которое могло бы увлечь Румынию, Польшу и других сателлитов. Политика избирательной разрядки и экономического сотрудничества с Западной Европой допускалась Москвой не только ради технологических и торговых выгод, но еще и потому, что она могла отдалить европейцев от американцев, а также из-за китайской угрозы на азиатском фронте. Однако в долгосрочной перспективе процветающая и возрождающаяся Европа, способная затмить СССР во всех аспектах, кроме военного (а возможно, сильная даже и в этом), вряд ли соответствовала интересам России{916}.
И хотя сейчас мы можем сказать, что США имели лучшие возможности для адаптации к меняющемуся характеру мирового порядка, долгое время после 1960 года это вовсе не было очевидно. Во-первых, имела место хроническая неприязнь к «азиатскому коммунизму»: в глазах многих американцев маоистский Китай занял место хрущевской России как разжигателя мировой революции. Пограничная война 1962 года между Китаем и Индией — страной, которую Вашингтон (как и Москва) хотел привлечь на свою сторону, подтвердила агрессивный имидж Китая, сложившийся в результате столкновений у островов Цзиньмэнь и Мацзу; разрядку между США и Китаем вряд ли можно было вообразить в начале 1960-х годов, когда пропагандистская машина Мао осуждала русских за слабость в кубинском вопросе и подписание договора о частичном запрете ядерных испытаний с Западом. Наконец, с 1965 по 1968 год Китай переживал конвульсии культурной революции, из-за которой страна выглядела хронически нестабильной и еще более противной политикам в Вашингтоне с идеологической точки зрения. Ничто из вышеперечисленного не указывало на «ситуацию, в которой движение к дружеским отношениям с Соединенными Штатами могло выглядеть очень вероятным»{917}.
В первую очередь сами США в те годы содрогались от проблем, вызванных войной во Вьетнаме. Северные вьетнамцы и вьетконговцы на юге казались большинству американцев новыми примерами ползучего азиатского коммунизма, который необходимо было сдерживать силой, чтобы он не причинил еще больше вреда, а поскольку эти революционные силы поощрялись и поддерживались материально Китаем и Россией, то обе эти страны (хотя особенно, наверное, режим Пекина с его жесткой критикой) могли рассматриваться лишь как часть враждебной марксистской коалиции, настроенной против «свободного мира». В самом деле, хотя администрация Джонсона наращивала военное присутствие США во Вьетнаме, политики в Вашингтоне часто задавались вопросом, как далеко они могут зайти, не спровоцировав китайскую интервенцию, подобную той, что случилась в годы войны в Корее{918}. Китайское правительство в 1960-е годы наверняка горячо спорило о том, станет ли усиливающееся противостояние с Советами на севере таким же грозным, как неизменно набиравшие силу сухопутные и воздушные операции американских военных на юге. Тем не менее, хотя собственные отношения китайцев с этнически отличными от них вьетнамцами традиционно были соперническими и они с большим подозрением относились к крупным поставкам оружия из России в Ханой, большинство политиков на Западе не замечали эту напряженность во время нахождения у власти Кеннеди и Джонсона.