Трудности ведения войны в невыгодных для США условиях, не позволявших им в полной мере воспользоваться своей военной мощью, свидетельствовали о более крупной политической проблеме — о несоответствии средств и целей (как это мог бы сформулировать Карл фон Клаузевиц). Северные вьетнамцы и вьетконговцы боролись за то, во что искренне верили, а те, кто не верил, подчинялись дисциплине тоталитарного, неистово националистического режима. Правящая система Южного Вьетнама, наоборот, выглядела коррумпированной и непопулярной, против нее выступали буддистские монахи, ее не поддерживали запуганные, эксплуатируемые и уставшие от войны крестьяне. Местных преданных режиму частей, которые хорошо сражались, было недостаточно, чтобы компенсировать это внутреннее разложение. По мере эскалации конфликта все больше американцев задавались вопросом о пользе борьбы за режим в Сайгоне и переживали о том, что происходящее разлагает сами американские вооруженные силы падением морального духа, распространением цинизма, нарушением дисциплины, наркоманией, проституцией, расовым пренебрежением к «косоглазым», военными зверствами, не говоря уже о девальвации доллара и ослаблении стратегической позиции США в целом. Хо Ши Мин заявлял, что его армия готова терять солдат в соотношении десять к одному — и когда они рисковали оставить джунгли и пойти в наступление на города (взять, например, Тетское наступление 1968 года), то так и было, — но, продолжал он, они будут сражаться, несмотря на свои потери. Южный Вьетнам не имел такой силы воли, да и американское общество, все чаще возмущавшееся этой войной, не готово было пожертвовать всем ради победы. Зная, что каждая сторона поставила на кон, не трудно понять, в чем заключалась истина: открытая демократия не могла вести войну вполсилы и выиграть ее. Это было фундаментальное противоречие, которое не способны были разрешить ни Макнамара с его системным анализом, ни базировавшиеся на Гуаме бомбардировщики В–52.{920}
Даже спустя более десяти лет после падения Сайгона (апрель 1975), когда книги о всевозможных аспектах войны во Вьетнаме все еще печатаются внушительными тиражами, сложно всесторонне оценить, как она повлияла на положение США в мире. Если взглянуть на эту ситуацию с позиции современности, можно заметить, что она оказала благотворный шоковый эффект на завышенную глобальную самооценку США (или «самонадеянность силы», как это называл сенатор Фулбрайт), заставив страну глубже задуматься о своих политических и стратегических приоритетах и более трезво подстроиться к миру, который уже очень сильно изменился с 1945 года. Иначе говоря, это очень напоминало то потрясение, которым стала для русских Крымская война, а для британцев — Бурская: и та и другая тоже вызвали благотворные реформы и переоценку ценностей.
Однако в тот момент краткосрочные последствия войны были сугубо вредоносными. Быстрый рост военных расходов как раз тогда, когда внутренние ассигнования на «великое общество» Джонсона тоже сильно подскочили, негативно влияли на американскую экономику, что мы рассмотрим в следующем разделе. Кроме того, пока США тратили деньги на Вьетнам, СССР выделял все больше средств на ядерные силы (достигнув в итоге примерного стратегического паритета) и флот, превратившийся за эти годы в важный рычаг дипломатии с позиции силы. Этот нарастающий дисбаланс усугублялся негативным отношением американских избирателей к военным расходам на протяжении почти всего периода 1970-х годов. В 1978 году «расходы на обеспечение национальной безопасности» составили лишь 5% ВНП — меньше, чем за предыдущие тридцать лет{921}. Моральный дух вооруженных сил резко упал вследствие как самой войны, так и послевоенных сокращений бюджета. Чистки в ЦРУ и других организациях, безусловно необходимые для предотвращения злоупотреблений, явно ударили по их эффективности. Зацикленность американцев на Вьетнаме беспокоила даже благосклонных союзников; методы ведения войны в поддержку коррумпированного режима отталкивали общественность не только в Западной Европе, но и в странах «третьего мира», что стало серьезным фактором в «отчуждении» США от значительной части остального мира{922}. Это привело к игнорированию Соединенными Штатами Латинской Америки и переходу от объявленной Кеннеди программы «союз ради прогресса» к военной поддержке недемократических режимов и контрреволюционным действиям (таким, например, как интервенция в Доминиканскую Республику в 1965 году). После войны во Вьетнаме полемика (неизбежно становившаяся более открытой) о том, за какие регионы земного шара США будут или не будут бороться в будущем, тревожила их тогдашних союзников, воодушевляла врагов и вынуждала колеблющиеся нейтральные государства перестраховываться, сближаясь с противоположной стороной. Во время дебатов в ООН делегат США все чаще оказывался в изоляции. Все сильно изменилось с тех пор, как Генри Люс сказал, что Соединенные Штаты станут старшим братом всех наций в братстве людей{923}.