В этом смысле значение Китая как действительно независимого игрока на сегодняшней (и будущей) международной арене растет благодаря тому, что, за неимением лучшего слова, можно назвать китайским «стилем» взаимодействия с другими державами. Джонатан Поллак высказался об этом столь удачно, что его стоит процитировать:
Вооружение, экономическая мощь и силовой потенциал сами по себе не объясняют влияния Китая в глобальном соотношении сил. Если его стратегическая роль считается скромной, а экономические показатели — в лучшем случае неоднозначными, то чем обусловлено то большое значение, которое ему придают Вашингтон и Москва, и то пристальное внимание, которое на него обращают политики в других мировых столицах? Ответ на этот вопрос заключается в том, что, хотя сам Китай называет себя ущемленным и притесняемым государством, он очень хитро и даже дерзко использует имеющиеся в его распоряжении политические, экономические и военные ресурсы. По отношению к сверхдержавам Пекин применяет стратегию, в разное время состоящую из конфронтации и вооруженных конфликтов, частичного примирения, неофициального урегулирования и дистанцированности, граничащей с расколом, иногда перемежаемых резкой, агрессивной риторикой. В результате Китай становится всем для всех стран, причем многие не знают, что думать, и даже беспокоятся о его долгосрочных намерениях и направлениях развития.
Справедливости ради надо признать, что столь неопределенная стратегия иногда таит в себе существенные политические и военные риски. Тем не менее именно эта стратегия обусловила высокое доверие к позиции Китая как новой крупной державы. Китай часто действует вопреки предпочтениям или требованиям обеих сверхдержав; порой он ведет себя совсем не так, как ожидают другие. Несмотря на кажущуюся уязвимость, Китай не оказался податливым и уступчивым в отношениях с Москвой или Вашингтоном… По всем этим причинам Китай занял особое международное положение, став участником многих важных политических и военных конфликтов послевоенного периода — и одновременно государством, которое трудно поместить в ту или иную политическую или идеологическую категорию… Действительно, в определенном смысле Китай следует считать кандидатом на роль самостоятельной сверхдержавы, не подражающей СССР или США, но следующей уникальному курсу Пекина в мировой политике. В долгосрочном плане Китай представляет собой чрезвычайно значительную политическую и стратегическую силу, которую нельзя рассматривать как дополнение к Москве или Вашингтону или просто как рядовую страну{1056}.
И наконец, последнее замечание: хотя Китай в настоящий момент жестко контролирует военные расходы, он не намерен оставаться стратегическим «легковесом» в будущем. Напротив, чем больше Китай заботится о своей экономической экспансии в этатистском, кольбертистском духе, тем большие политические последствия будет иметь такое развитие событий. Это особенно вероятно, если вспомнить, какое внимание Китай уделяет расширению своей научно-технической базы, и то, сколь впечатляющие шаги уже были сделаны им в области ракетостроения и ядерного вооружения при менее значительных размерах этой базы. Такая забота об укреплении экономического базиса страны ценой сокращения немедленных инвестиций в вооружение вряд ли удовлетворяет китайских генералов (которые, подобно всем силовикам, предпочитают краткосрочные методы достижения безопасности долгосрочным). Тем не менее, как точно заметил Economist: