Впрочем, ни одна из этих проблем не является непреодолимой при условии, что Германии удастся сохранить сочетание таких факторов, как низкая инфляция, высокое качество продукции, крупные инвестиции в новые технологии, превосходный дизайн и умение продавать, а также спокойные отношения работодателей и сотрудников. (По крайней мере, учитывая, что перечисленные выше проблемы волнуют немецкую экономику, можно предположить, насколько сильно они подорвут экономику большинства ее менее конкурентоспособных соседей.) Куда сложнее предугадать следующее: останутся ли необычайно сложные и совершенно неповторимые контуры существовавшего с 1940-х годов «немецкого вопроса» неизменными и к началу XXI столетия, то есть сохранятся ли «две Германии», разделенные враждебными блоками, несмотря на рост связей между ними, сможет ли альянс НАТО (центральное место в котором как раз и занимает Федеративная Республика) защитить немецкие земли, не уничтожив их, если отношения между Востоком и Западом накалятся до открытого противостояния, и смогут ли Германия и ее партнеры по блоку ЕЭС-НАТО в случае ослабления американского влияния разработать адекватный аналог стратегическому американском «зонтику», успешно функционирующему последние сорок лет. Ни одна из этих взаимосвязанных проблем не требует незамедлительного решения, однако их сочетание дает вдумчивым наблюдателям основания для беспокойства.
Вопрос «германо-германских» отношений, должно быть, выглядит в настоящее время самым гипотетическим. Как явствует из предыдущих глав, место Германии в ряду европейских держав волновало и волнует государственные умы в течение полутора столетий{1096}. Если все, кто говорит на немецком языке, объединятся в национальное государство в соответствии с почти двухсотлетней европейской нормой, результатом будет такое сосредоточение человеческих и производственных ресурсов, какое непременно сделает Германию мощнейшей экономической державой Западной и Центральной Европы. Само по себе это не обязательно превратит страну в доминирующую военно-территориальную державу, подобно тому как империализм режимов кайзера Вильгельма II и в большей мере нацистского правительства породил претензии Германии на гегемонию. В биполярном мире, который в военном отношении все еще находится под преобладающим влиянием Вашингтона и Москвы, в эпоху, когда военные конфликты ведущих стран грозят перерасти в ядерную войну, а в Бонне и Восточном Берлине заседает «денацифицированное» после 1945 года поколение немецких политиков, сама идея германских претензий на «европейское господство» кажется устаревшей. Даже если бы попытка была предпринята, баланс европейских (и тем более общемировых) сил не позволил бы ей осуществиться. Следовательно, рассуждая абстрактно, будет исключительно правомерно, если 62 млн. западных и 17 млн. восточных немцев объединятся, ведь и те и другие все отчетливее осознают, что у них куда больше общего друг с другом, чем с покровительствующими сверхдержавами.