Поэтому едва ли удивителен тот факт, что сменяющие друг друга правительства Федеративной Республики Германии лицемерно превозносили натовскую систему сдерживания, зарекаясь от создания собственных ядерных арсеналов, но попутно укрепляли конвенциональные системы вооружений. На текущий момент Бундесвер обладает самой большой среди стран НАТО в Европе армией (335 тыс. военнослужащих и 645 тыс. обученных резервистов{1100})) при этом отлично подготовленной и хорошо оснащенной; если она сохранит преимущество в воздухе, то вполне сможет произвести сильное впечатление. С другой стороны, резкий спад рождаемости создаст трудности для поддержания нынешней численности Бундесвера, а из-за решения правительства об удержании оборонных расходов на уровне 3,5–4% ВНП будет нелегко обеспечить армию достаточным количеством новой техники{1101}. В конечном счете эту проблему можно решить, так же как можно устранить и недостатки хуже укомплектованных армий альянса, размещенных в Западной Германии, будь на то политическая воля. Однако все это наводит немцев на непростые (а для некоторых — невыносимые) размышления о том, что любой крупномасштабный военный конфликт в Центральной Европе неизбежно приведет к огромным человеческим и материальным потерям на их территории.
Поэтому ничего удивительного, что как минимум со времен канцлерства Вилли Брандта правительство в Бонне провозглашает приоритет «разрядки напряженности» в Европе, и не только с «братской» ГДР, но также с восточноевропейскими державами и даже СССР, чтобы успокоить традиционные опасения о «чрезмерном усилении» Германии, и что среди партнеров по НАТО ФРГ принимает более деятельное, в том числе финансовое, участие в торговом обмене между Востоком и Западом, придерживаясь того принципа, что экономическая взаимозависимость позволит не допустить военного конфликта (а также, без сомнения, руководствуясь соображениями выгоды для западногерманских банков и производств). Это не подразумевает «нейтралитета» между двумя Германиями, периодически предлагаемого социал-демократами и «зелеными», — ведь нейтралитет со стороны Восточной Германии потребовал бы согласия Москвы, каковое крайне маловероятно. Однако это означает, что Западная Германия считает проблему безопасности почти исключительно европейской и не допускает наращивания «нерегионального» потенциала, не говоря уже о боевых действиях за пределами Европы, в которых изредка участвуют англичане и французы. Поэтому руководство ФРГ не любит выбирать позицию по отвлекающим и слишком далеким (с его точки зрения) вопросам на Ближнем Востоке и в других регионах, что, в свою очередь, ведет к разногласиям с американцами, которые убеждены, что проблему безопасности стран Запада нельзя рассматривать, ограничиваясь лишь территорией Центральной Европы. В контексте отношений с Москвой и Восточным Берлином, с одной стороны, и в свете неевропейских вопросов, с другой, Западной Германии видится трудным, если не невозможным, заниматься двусторонней дипломатией, поскольку ей также приходится считаться с реакцией Вашингтона и зачастую Парижа. И это тоже цена, которую приходится платить за неудобную, но вместе с тем исключительную позицию в расстановке сил на международной арене{1102}.
Если экономические проблемы представляют для Федеративной Республики Германии меньшую трудность, чем вопросы внешней и оборонной политики, то о Соединенном Королевстве такого не скажешь. Над страной довлеет и наследие исторического прошлого, и, конечно, географическое расположение, что сильно влияет на ее отношение к внешнему миру. Но, как мы могли узнать из предыдущих глав, экономика и общество именно этого государства в ряду сверхдержав тяжелее всего приспосабливались к технологическим и промышленным изменениям первых десятилетий после окончания Второй мировой войны, а во многих отношениях и десятилетий до ее начала. Самые разрушительные последствия глобальных изменений коснулись промышленного производства — сферы, некогда сделавшей Великобританию «фабрикой мира». Справедливым будет заметить, что в развитых экономиках доля промышленности в обеспечении занятости и в ВНП неуклонно сокращается, уступая другим отраслям, в частности сфере услуг; но в Великобритании этот процесс идет особенно стремительно. Имеет место не только относительное сокращение доли страны в мировом промышленном производстве, но и спад производства в абсолютном значении. Тем более серьезной выглядит резкое изменение роли промышленных товаров в британской внешней торговле. Трудно подтвердить или опровергнуть едкое замечание Economist о том, что «в 1983 году торговый баланс Великобритании в отношении промышленных товаров стал дефицитным впервые с момента римского вторжения», но то, что с конца пятидесятых годов XX века экспорт промышленных товаров в три раза превысил импорт, — неоспоримый факт{1103}. Профицита больше нет. Более того, рост безработицы отмечается не только в устаревших отраслях, но и в прогрессивных высокотехнологичных сферах{1104}.