Последний вопрос о правильном соотношении «средств и целей» в защите американских глобальных интересов связан с экономическими трудностями, отягощающими страну, разнообразие которых грозит сильно осложнить принятие решений в области государственной политики. Необычайная широта и комплексность американской экономики не позволяют кратко сформулировать, что происходит со всеми ее частями, тем более в настоящий период, когда она посылает столь противоречивые сигналы{1235}. Тем не менее черты, описанные в предыдущей главе (см. ее последний раздел), по-прежнему преобладают.
Первая из них касается относительного спада американского промышленного производства по сравнению с общемировым, причем не только в старых отраслях, таких как текстильная, сталелитейная, химическая промышленность, судостроение, но и (хотя здесь уже не так легко предсказать итог индустриально-технологического противостояния) в глобальной доли США в создании робототехники, аэрокосмических аппаратов, автомобилей, станков и компьютеров. По обеим позициям есть огромные проблемы. Если говорить о традиционном производстве, то разрыв в стоимости труда между США и новыми индустриальными странами таков, что «меры по повышению эффективности» вряд ли его перекроют; но настоящей катастрофой было бы проиграть конкурентную гонку в области новых технологий. В конце 1986 года Конгресс представил результаты исследования, согласно которым положительное сальдо США в торговле высокотехнологичными товарами сократилось с $27 млрд. (1980) до $4 млрд. (1985) и сейчас стремительно движется к дефициту{1236}.
Еще одной, и во многих отношениях менее ожидаемой, областью спада является сельское хозяйство. Еще десять лет назад специалисты предсказывали пугающий глобальный дисбаланс между потребностями в еде и производством сельскохозяйственной продукции[64]. Но такой сценарий голода и стихийных бедствий стимулировал две сильные реакции. Первой стали крупные инвестиции в американское сельское хозяйство с 1970-х годов, подталкиваемые перспективой роста экспорта продуктов питания, а второй было масштабнейшее исследование (финансируемое западным миром) научно разработанных методов повышения урожайности в «третьем мире», которое оказалось настолько успешным, что все больше таких стран превращаются в экспортеров продовольствия и, таким образом, конкурируют с Соединенными Штатами. Эти две тенденции не связаны с трансформацией ЕЭС в крупного производителя сельскохозяйственных излишков благодаря его системе субсидий, но совпали с ней по времени. В результате эксперты сейчас говорят, что «мир изобилует едой»{1237}, что, в свою очередь, ведет к резкому снижению цен на сельскохозпродукцию и американский экспорт продуктов питания, вынуждая многих фермеров оставить этот бизнес.
Неудивительно поэтому, что эти экономические проблемы привели к всплеску протекционистских настроений во многих секторах американской экономики, среди предпринимателей, профсоюзов, фермеров и их конгрессменов. Как когда-то в годы «тарифной реформы» в эдвардианской Англии{1238}, сторонники усиления протекционизма жалуются на недобросовестные зарубежные практики, заводнение американского рынка промышленными товарами ниже себестоимости, а также на огромные субсидии иностранным фермерам, противостоять чему могут только власти США, отказавшись от политики свободной торговли и приняв жесткие контрмеры. Многие из этих жалоб (например, о том, что Япония поставляет на американский рынок кремниевые чипы ниже стоимости) вполне обоснованны. Однако в более широком плане всплеск протекционистских настроений также свидетельствует об эрозии некогда безусловного превосходства США в сфере производства. Как британцы в середине викторианской эпохи, американцы после 1945 года выступали за свободную торговлю и открытую конкуренцию не только потому, что считали их полезными для мировой торговли и процветания, но и потому, что знали, что вероятнее всего извлекут выгоду из отказа от протекционизма. Сорок лет спустя, когда эта уверенность улетучилась, мнение предсказуемо изменилось в пользу защиты внутреннего рынка и отечественного производителя. И, как когда-то британцы, защитники существующей системы отмечают, что повышение тарифов не только сделает отечественную продукцию менее конкурентоспособной на международном рынке, но что возможны также различные внешние последствия: глобальная тарифная война, удары по американскому экспорту, обрушение валют некоторых новых индустриальных стран и даже экономический кризис в масштабах 1930-х годов.
64
Например, хотя в [446, vol. 1, р. 18–19] отмечалось наличие тенденции роста мирового производства зерна, вместе с тем прогнозировалось и увеличение его дефицита в Китае, Южной Азии и Восточной Европе.