Трудно сказать, продолжилась бы эта работа по восстановлению экономики страны, не будь Генрих IV убит в 1610 году. Одно ясно, что ни одна из «новых монархий» не смогла бы нормально существовать без адекватного руководства. В период между смертью Генриха IV и захватом королевской власти Ришелье в 1630-х годах проводимая Францией внутренняя политика, недовольство гугенотов и увязание знати в интригах вновь ослабили позиции государства как одной из ведущих европейских держав. Более того, когда Франция в конце концов открыто вступила в Тридцатилетнюю войну, по мнению некоторых историков, она выглядела не единым и сильным государством, а, скорее, страной, страдающей от застарелых болячек. Интриги в аристократической среде еще набирали обороты и достигли своего пика лишь в 1648–1653 годах. По стране прокатилась волна выступлений крестьян, безработных горожан, гугенотов. На фоне обструкционизма местных государственных служащих все это мешало нормальной работе правительства. Общее снижение численности населения, ухудшение климата, снижение выпуска сельхозпродукции, прогрессирование эпидемий, от которых в те времена страдала большая часть Европы{89}, негативно сказывались на экономике страны, и в итоге государство вряд ли было финансово готово к участию в большой войне.
В результате с 1635 года Франция была вынуждена повысить налоговые поступления: увеличилась продажа государственных должностей, а прежде сниженный подушевой налог уже к 1643 году вырос в два раза. Но даже это не смогло покрыть всех расходов на борьбу с Габсбургами — как на непосредственно содержание 150-тысячной армии, так и на поддержку союзников. В 1643-м, в год величайшей победы Франции над Испанией в битве при Рокруа, расходы почти вдвое превышали доходы страны, и Мазарини, преемник Ришелье, с еще большим отчаянием распродавал государственные посты и еще жестче контролировал сбор подушевого налога. Обе эти меры были в то время крайне непопулярны. Восстание 1648 года не было случайным. Оно началось именно с выступления против фискальных новаций Мазарини. Волнения привели к потере доверия к правительству со стороны кредиторов и его вынужденному объявлению о своем банкротстве{90}.
В результате после одиннадцати лет франко-испанского противостояния, сохранявшегося после подписания Вестфальского мирного договора в 1648 году, противоборствующие стороны напоминали двух боксеров в состоянии нокдауна, которые цепляются друг за друга, чтобы не рухнуть на ринг, и ни у одного из них нет сил добить другого. В обеих странах бушевали восстания, царили нищета и всеобщее нежелание жителей воевать. И Франция, и Испания находились на грани финансового краха. Действительно, благодаря усилиям таких генералов, как д’Ангьен и Тюренн, и военных реформаторов, подобных Ле Телье, французская армия медленно, но верно превращала Францию в самую могущественную державу в Европе, но ее военно-морские силы, сформированные при Ришелье, стремительно приходили в упадок из-за потребности в значительных ресурсах для ведения войн на суше{91}, а устойчивой экономической основы страна до сих пор не обрела. В конечном счете, Франции просто повезло, что Англия, возродившая при Кромвеле былую военную мощь как на море, так и на суше, решила включиться в эту войну, тем самым склонив чашу весов не в пользу несчастной Испании. Последующее за этим подписание Пиренейского мирного договора символизировало в меньшей степени могущество Франции, а в большей — относительный упадок ее измотанного южного соседа, боровшегося все это время с завидным упорством{92}.
Иными словами, каждая из европейских держав имела свои сильные и слабые стороны, и необходимо было не допустить, чтобы последние превалировали над первыми. Особенно это было справедливо в отношении «фланговых» государств на западе и севере — Англии и Швеции, чьи интервенции в ряде критических ситуаций удержали Габсбургов от реализации своих далекоидущих планов. Едва ли можно было бы, к примеру, сказать, что Англия все сто сорок лет была готова к войне на материке. Секрет восстановления Англии после Войны роз состоял в том, что Генрих VII сразу после заключения мира с Францией в 1492 году сконцентрировался на установлении стабильности внутри государства и разумном управлении финансами. Сокращая собственные расходы, выплачивая свои долги и при этом стимулируя торговлю шерстью, рыболовство и в целом занятие коммерцией, первый монарх династии Тюдоров дал стране, охваченной гражданской войной, так необходимую ей передышку. Остальное сделали рост производительности в сельском хозяйстве, процветающая торговля тканями с историческими Нидерландами, более интенсивный лов рыбы в открытом море и общая активизация прибрежной торговли. Что касается государственных финансов, то возвращение королевских земель, захват владений мятежников» претендентов на трон, увеличение таможенных сборов благодаря мету торговли, доходы Звездной палаты[12] и иных судов в итоге сбалансировали бюджет{93}.