Такое положение вещей неминуемо отразилось на общем отношении Алексея к жизни – приятно наполненной с самого детства легкими деньгами и большими возможностями. В компании других представителей московской «золотой молодежи» Манин проводил гораздо больше времени, чем за учебниками и, позже, в московской прокуратуре – на престижной и перспективной должности, организованной для него отцом.
Теперь, однако, наступили новые времена. Раскрывавшиеся одна за другой двери, в итоге привели к той, где волшебный способ перестал действовать. Здесь уже требовалось хоть как-то проявить себя самостоятельно. Иначе о мечте – генеральной прокуратуре (с перспективой когда-нибудь ее возглавить) – можно было и не помышлять. Об этом генерал – майор и заявил как-то сыну, после его очередного загула, отловив его с проститутками на квартире, и всыпав ему прямо при них по первое число, как малолетку.
По плану отца, дело должно было сдвинуться с мертвой точки еще год назад, когда он выбил сыну прекрасную возможность показать себя на сверхрезонансном деле: поимке маньяка в течение нескольких лет терзавшего столицу и Подмосковье[2].
Но в тот раз события стали развиваться таким образом, что роль Манина-младшего в них оказалась скорее отрицательной. Хоть Заплаточник и был в итоге уничтожен, а его последняя жертва спасена, но, как выяснилось, преступник все это время находился под самым носом у Манина, и неоднократно использовал его, чтобы морочить следствие. Даже при наличии отца – генерала, это могло привести к карьерной катастрофе.
Используя все правды и неправды, угол начальственного ока все-таки удалось сместить в сторону, с которой Алексей выглядел не обманутым и некомпетентным, как и было на самом деле, а даже едва ли не героем, лично обезвредившим «опаснейшего врага в собственных рядах». Лавры, по праву принадлежащие Ивану, Кларе, Василию Ложкину, а так же чудом оставшимся в живых Гуляре и капитану спецназа Владимиру Ляшкину, также принимавшему участие в поимке маньяка, единолично достались мажору Манину.
Но радовался отец – генерал рано. Вместо развития успеха, со страха и от ревности к тем, кто на самом деле раскрыл преступление, Манин-младший начал пить (и не только пить, разумеется, это же Москва!). Причем в количестве, в каком не позволял себе этого даже в золотые годы еще нетронутой печени. Дело закончилось белейшей из возможных горячек, прямо на рабочем месте. Вряд ли московская прокуратура вспомнит кого-то еще, носящегося нагишом по служебным коридорами и с воплями стреляющего из табельного оружия по засевшим в электрических лампочках бесам.
Вопреки ожиданиям, этот карьерный этап закончился для Алексея не генпрокуратурой, а загородной лечебницей, куда генерал отвез сына лично.
К счастью, из больницы Манин вышел абсолютно другим человеком. Медики совершили настоящее чудо. Недавний прожигатель жизни более не прикасался ни к спиртному, ни к травке, ни к таблеткам, ни к особенно им почитаемому московскому кокаину. Правда, вместе с отвращением к порокам Манин привез из профилактория также и пару нервные тиков. Но это уже были мелочи. Привычки одергивать рукава одежды, и ежиться, словно черепаха, пытающая по брови втянуть в туловище голову, со стороны выглядели странно, но были совершенно не хуже постоянного перегара и шмыганья больным перекокаиненным носом, по которым Манина все знали до этого.
К несчастью, в полной мере этим переменам отец-генерал порадоваться не успел. Николай Сергеевич умер спустя неделю после возвращения сына, схватив третий, и последний по счету, инфаркт, с которым сердцу получиновника-полусолдата справиться уже не получилось. Поздний и единственный ребенок в семье Леша Манин стал, таким образом, полусиротой. У него оставалась еще мать, но, увы, при этом тоже тяжелобольная, несколько лет назад помещенная отцом в один из лучших ведомственных санаториев. Забота о ней теперь лежала целиком на Алексее.
После похорон отца Манин изменился еще сильнее, и прежде всего это заметили коллеги. Он избавился от раздражительных барских нотаций, которыми прежде любил изводить подчиненных. Научился держать недовольство в себе, говорил мало и только о работе. Много времени проводил с больной матерью. Другими словами, исполнил мечту покойного отца – повзрослел и остепенился. Что, в совокупности с прошлыми заслугами по делу Заплаточника – Шамана и влиянию оставшихся от отца связей, произвело нужный эффект. Курировать новое статусное дело снова поручили ему. Генеральная прокуратура вновь подмигивала Алексею Николаевичу, маня Манина-младшего распахнутыми в саму себя дверями. Стоило всего лишь не оплошать и в этот раз.