– Обидно, наверное.
– Да, я была просто… раздавлена. Хотя, я уже давно не жду от судьбы ничего хорошего.
– Разочаровавшаяся в жизни девчонка-подросток! Вот уж действительно, ничего нового.
– Да что бы вы понимали! – фыркнула Ева, сдувая прядь волос со лба.
– Обиделась?
Ева промолчала.
– Да в курсе я, – не отрывая взгляда от дороги, продолжил Вернер. – Твои родители развелись. Потом умер отец. Потом была та мутная история с отчимом. Он действительно хотел тебя изнасиловать?
– А, по-вашему, я все придумала?
– Откуда ж мне знать? Но дело-то закрыли.
– Потому что Луис – изворотливая лживая сволочь! А мама его во всем покрывала.
– Вообще-то дело закрыли, потому что ты отказалась от своих показаний.
– У меня выбора не было! Иначе бы мать не отпустила бы меня в академию. А так – я уехала, алименты отца стали перечислять мне напрямую, и меня все оставили в покое.
Вернер на секунду отвлекся от дороги и взглянул на Еву.
– Провернула небольшой шантаж, верно? Так может, в этом все дело? Тебе просто хотелось поскорее вырваться из дома?
– Вы за кого меня принимаете?
Он снова пожал плечами.
– Просто спрашиваю. Пытаюсь разобраться. Не кипятись ты так.
– А с чего вы вообще взяли, что можете лезть в мою жизнь?
– Я же уж говорил – Марк меня попросил.
– Ах, Марк! А он-то с чего взял, что может это делать?
– Знаешь, я не спрашивал, что там между вами произошло. Я так понимаю, вы в ссоре. Это не мое дело. Но Марк попросил – и я тобой занялся. Я ему многим обязан, поэтому для него – сделаю всё.
– Как трогательно!
– Представь себе! Я вообще довольно сентиментален. За исключением моментов, когда бью кому-то морду, конечно.
Их машина снизила скорость, и Вернер вырулил на небольшую парковку перед трехэтажным особняком из красного кирпича. Зданию, похоже, было лет двести, не меньше, и располагалось оно в центре небольшого сквера с живыми деревьями. Район здесь был в целом старый, большинство зданий вокруг, судя по архитектуре, относились годам к двадцатым-тридцатым. Но этот островок и вовсе был родом из двадцатого века, а то и из девятнадцатого.
– Приехали, – констатировал Вернер, заглушив мотор. Вытащил справа от руля ключ с круглым брелоком, на котором была выгравирована нехитрая эмблема – разделенный на четыре части белый круг, с двумя сегментами, закрашенными синим. Этот же логотип красовался в центре рулевого колеса.
– Это что, музей? – спросила Ева, выйдя из машины и окинув взглядом обшарпанный фасад.
– Практически. Памятник архитектуры. Как его удавалось сберечь от сноса последние лет сто – отдельная история. Ну что, добро пожаловать?
Массивные железные решетки сами распахнулись перед ними, и они прошли к небольшому крыльцу с полукруглым навесом над ним. Двери были старинные – огромные, деревянные, с резными барельефами на них. Справа от них поблескивала металлическая пластина с надписью «Вернер и Коул».
И черным силуэтом дерева с облетевшей листвой.
Ева замедлила шаг.
– Вы были знакомы с моим отцом? С Патриком Андерсоном?
– Не припомню. А должен был?
– Просто я… уже видела этот символ прежде.
– Неудивительно. Ты много где его могла видеть. Это общий логотип всех компаний, принадлежащих Блэквуду.
Ах, да, Марк, кажется, упоминал это имя. Значит, жетон, оставленный ей отцом, тоже имеет к нему какое-то отношение. Что ж, по крайней мере, теперь понятно, откуда можно начинать поиски.
– А кто такой этот Блэквуд?
– Я никогда не видел его. Марк с ним общается иногда, да и то в Эйдосе. Довольно загадочный тип.
– А мне с ним можно переговорить?
– Вряд ли.
– Но я ведь тоже скоро стану вашим сотрудником, не так ли?
Вернер скривил губы.
– Не знаю, не знаю. По мне, так об этом еще рано говорить. У тебя редкие способности, и они могут нам пригодиться. Но в остальном…
– Что в остальном?
– Нам для начала надо разобраться, что у тебя в башке творится. Пока что, по-моему, от тебя проблем больше, чем пользы.
Ева обиженно хмыкнула.
Внутри и впрямь было как в музее – деревянные полы, деревянные панели на стенах, и даже светильники в стеклянных абажурах. Вернер, грохоча своими тяжелыми ботинками по паркету, прошел по коридору мимо ведущей на второй этаж лестницы и распахнул двери кабинета.
Ева прошла внутрь и на некоторое время просто выпала из реальности. Они словно очутились внутри огромной шкатулки из красноватого полированного дерева. Старинные панели на стенах, винтажные книжные шкафы, деревянные узорные рамы на окнах. В центре кабинета – массивный письменный стол, возле него – пара кожаных кресел на резных львиных лапах. На столе, на полках шкафов, в небольших витринах вдоль стен – какие-то статуэтки, старинные книги, фотографии. Столько деталей, что глаза разбегаются. По сравнению с этим великолепием комната в кампусе академии, в которой Ева жила последнее время, показалась ей склепом.
– Здание досталось нам от одного антиквара, – пояснил Вернер. – Он умолял здесь ничего не менять. Здесь практически любая вещь – какой-нибудь раритет середины двадцатого века. А некоторые и еще старше.
Он достал квадратную стеклянную бутылку с янтарно-желтым, как тигриный глаз, напитком, и налил себе немного в массивный цилиндрический стакан.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он Еву.
– Нет, я вообще не пью алкоголь. А вот поесть чего-нибудь не отказалась бы.
– Сейчас устроим. Подожди здесь. Чувствуй себя как дома. Но не трогай ничего.
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Ева плюхнулась в кресло возле стола и блаженно вытянула ноги.
– Джессика Пак. Голосовой вызов, – скомандовала она НКИ.
– Ева, тебя где черти носят?! – вместо приветствия воскликнула подруга. – Мало я страху натерпелась с этими демонстрантами, так тут еще и ты пропала куда-то!
– Я тоже рада тебя слышать, Джесс, – улыбнулась Ева. – Все в порядке. Я в Ричмонде.
– Где?!
– У меня тут что-то вроде собеседования.
– В реале?
– Ну да. Довольно… своеобразная контора. Но, может, это и к лучшему. Марк говорит, что здесь мне самое место.
– Вернешься-то когда?
– К вечеру буду. Сама-то как? У тебя расстроенный голос.
– Говорю же, переживаю за тебя! А ты – хоть бы позвонила!
– Ну, прости, прости, Джесс…
– И ещё – мы чуть не остались без нашего багажа.
– Чего-чего?
– Я так расстроилась, что забыла его в такси! Отправила запрос – обещали доставить сумки прямо на квартиру.
– Ну и отлично. Отдыхай и не беспокойся ни о чем. Я позвоню, как освобожусь.
– Хорошо. А что за компания-то хоть? Крупная?
– Потом расскажу, Джесс. Давай, отбой.
– Р-р-р-р… Ладно, жду тебя. У меня тут тоже кое-какие новости.
– До вечера.
Ева едва успела договорить, как двери кабинета отворились, и вошел Вернер. Свою куртку с высоким воротником он успел где-то снять. Зато обзавелся подносом, на котором лежала большая картонная коробка и пара белых непрозрачных бутылок.
– Могу предложить только размороженную пиццу и апельсиновый сок. Не то, чем следовало бы угощать даму в таком интерьере, но…
– Пицца! – как ребёнок, взвизгнула Ева и сорвала коробку с подноса. Расположила её на столе, раскрыла, ухватила за картонную подложку самый большой треугольный кусок. От сладковатого запаха расплавленного сыра, грибов и ветчины закружилась голова, сладко заурчало в животе.
Вернер, покачав головой, расположился за столом и нажал какую-то кнопку. Деревянные панели на стене раскрылись, освобождая огромный черный экран.
– Я знаю, вы с ним в ссоре. Но, надеюсь, не настолько, чтобы испортить тебе аппетит?
– М-м-м? – вопросительно изогнула брови Ева, прожевывая пиццу.
На 3D-экране появилось лицо Марка.
– Приятного аппетита!
Она салютовала ему стаканом с соком.