Ближе к вечеру, когда окончательно стало ясно, что Джон мертвецки пьян, его отнесли на руках в приготовленную для него спальню, уложили в постель на бок и так оставили.
Когда к полудню Бонзо не проснулся, один из операторов группы, Бенджи Лефевр, решил проведать его. Джон Бонэм лежал на спине: был холоден и мертв. Как установил позднее коронер, смерть наступила утром от удушья, вызванного попаданием в легкие рвотных масс. В желудке у Бонзо было в ту ночь 2,5 литра водки (более хрупкому Хендриксу для того, чтобы умереть такой же смертью, хватило бутылки красного вина). Ему было 32 года.
Плант кинулся к родным Бонзо — жене с двумя детьми (сыну Джейсону и дочери Зое), — чтобы сообщить им ужасную весть и поддержать их. Джон Поль в страшном шоке поспешил к себе домой. Пэйдж остался дома объясняться с врачами и полицейскими.
Еще никто не произнес ни слова, но всем было ясно, что этот удар станет последним для изветшавшего в штормах воздушного судна.
Через две недели, после печальных похорон на сельском кладбище, то, что осталось от группы, собралось на острове Джерси на одну из самых коротких в истории LZ встреч. Оттуда Пэйдж, Плант и Джон Поль вылетели в Лондон: там, в номере отеля «Савой», их поджидал Питер.
— Что мы будем делать дальше? — спросил Плант.
— Все что угодно, но только не быть LZ, — ответил менеджер.
— Слава Богу, ты сам это сказал. Нам так не хотелось тебе этого говорить!
Официальное заявление гласило:
«После потери нашего друга в глубочайшем согласии и понимании между нами и нашим менеджером мы решили, что не можем продолжить существовать как группа».
Эпилог. Их оставалось только трое
На этом история группы LED ZEPPELIN заканчивается. Конечно же, конечно, потом была и успешно-многообразная сольная карьера Роберта Планта, и более проблематичная, полная метаний — у Джимми Пэйджа, и сложился как интереснейший продюсер Джон Поль Джонс, на счету у которого — десятки работ, каждая из которых вполне заслуживает отдельного полновесного разговора. И даже альбомы уже несуществующей группы будут, как заведено, выходить: в ноябре 1982 года — Coda, включившая в себя ранее неизданные материалы студийных сессий, в 1990 — бокс-сет Remasters/Led Zeppelin, в создание которого Джимми вложил, пожалуй, не меньше энергии и таланта, чем в любой номерной студийный альбом LZ. И будет воплощение духа LZ, самое близкое к оригиналу — в виде знаменитого проекта Unleaded Пэйджа и Планта. И конечно же, музыка LZ живет — на радиоволнах, в коллекциях меломанов, в кавер-версиях других коллективов, в сэмплах, в огромном влиянии, которое она оказала на сотни и тысячи коллективов в разных уголках мира.
Все это так. Однако это уже не история, а, скорее, постскриптум к истории. Подлинная история LZ закончилась вместе с последним вздохом Джона Бонэма, так же как подлинная история THE BEATLES закончилась не с уходом Маккартни, а со смертью Джона Леннона. Есть группы, в которых идея сильнее людей: люди приходят и уходят, а идея остается и живет. Есть группы, в которых люди и есть идеи. LED ZEPPELIN относился именно к последнему типу.
А раз история закончилась, остается только порассуждать над ней в меру наших возможностей. LED ZEPPELIN моментальным синтезом, почти термоядер-ным по своей природе, создал хард-н-хэви и все, что из него последовало, включая, пожалуй, даже индастриал (достаточно послушать среднюю часть «Whole Lotta Love»). В этом смысле его влияние на современную музыку остается непревзойденным — рядом с LZ можно поставить только THE BEATLES и THE ROLLING STONES. Увы, даже преувеличенно популярный в нашей стране DEEP PURPLE — всего лишь усиленный мощными линзами тоненький лучик в огромном цеппелиновском спектре. В этом смысле заслуги Пэйджа, Планта, Джона Поль Джонса и Бонэма неоспоримы.
Но тот же LED ZEPPELIN превратил рок-музыку из фольклора поколения в мощного корпоративного динозавра, ощетинившегося киловаттами звука и мегаваттами света, в стадионное шоу, где кумир и поклонник разделены многими метрами, если не километрами пространства. LZ довели этот процесс до той грани, за которой пафос переходит в помпу — и, будучи гениями, остановились. В этом, в первую очередь, а не в наркотиках и в личных проблемах, причина их относительной малопродуктивное во второе пятилетие их существования. Теперь подобная параферналия дежурно воспроизводится на всех мировых турне «стадионного» рока и уже никого не удивляет. Но они были первыми — и первыми же почувствовали опасность созданного ими типа шоу, в котором за виртуозностью многоминутных соло и за брутальностью первичной энергии исчезает сам смысл музыки.