ается вовсе не на еде. Девушка, которая ехала с ними в лифте, стоит неподалёку и, перегнувшись через витрину, сражается с огромным сверкающим термопотом. Судя по всему, безуспешно. Тело срабатывает быстрее, чем разум успевает решиться, и в следующую долю секунды Артур уже направляется к ней. Отставив свой поднос в сторону, он с силой нажимает на запавшие кнопки. - Бесполезно, - пожимает плечами девчонка. Она выглядит совсем молодой в пушистой розовой кофте на пуговицах и в мешковатых джинсах с заправленной в них футболкой... Пояс у этих джинсов расположен высоко - как будто девяностые снова вернулись, и, может быть, это чертовски модно в новом сезоне, но выглядит оно так, что хочется эти джинсы поскорее стянуть. Вздрогнув, Артур отводит глаза, но тут же говорит: - Тогда, может быть, сок? - Я люблю апельсиновый. Вы? Ему, честно говоря, всё равно. Он неопределённо мотает головой, и они бок о бок направляются к той части раздачи, где рядом со сверкающими графинами замерли пустые стаканы. Девчонка наливает сразу два, один себе, другой - ему, и Артур нисколько не возражает. Вместе, они усаживаются за столик у окна. - Мы уже виделись, да? - спрашивает он, чтобы что-то сказать. Она просто кивает. Не играет, не изображает задумчивость, не пытается вспомнить, кто он такой, а просто кивает. - В лифте. Я так запыхалась бежать за ним, что даже не сказала «спасибо». - Ну так... - Артур приглашающе поднимает брови. - Спасибо. Омлет тут просто божественный. - По делам здесь? Ничего не значащие разговоры его обычно раздражают, но только не сегодня. Заправив за уши выбившиеся из короткой косички пряди, девушка смотрит на него с искренним интересом, и он отвечает: - Командировка. Повышение квалификации. А вы? Отдыхаете? - Здесь? - Она смешно морщит нос и машет ложкой в сторону окна. - Самый серый город из всех, где я только бывала. Нет, я не отдыхаю. Меня пригласили... помочь. - Помочь? Звучит интригующе. Острые плечи чуть дёргаются. - Я танцую, - поясняет она. - Хореограф и постановщик. У меня друзья в местном театре, и они захотели, чтобы я помогла им с очередной постановкой. В этом сером городе, представляете, нет никого, кто бы им подошёл. - Ого. К людям искусства Артур обычно относится с лёгкой опаской, есть у него за плечами пара неудачных знакомств, но эта девушка - с косичкой, острым подбородком и розовой кофтой, пушистой, как персидская кошка, - вовсе не выглядит опасной или неприятной. Напротив. - А где ваша жена? - спрашивает она. Артур застывает, держа вилку в руках, и переспрашивает: - Жена? Чувство вины подступает под горло, хотя, по идее, вряд ли он должен чувствовать себя виноватым за то, что разговаривает с другой женщиной. С девчонкой, как наверняка назвала бы её Лиля. - Ну да. - «Девчонка» кивает и, приподняв брови, поясняет: - Та, с которой вы ехали в лифте. Глаза у неё разноцветные, замечает Артур. Один светло-карий, ближе к зелёному, второй голубой. На шее - две родинки. Он усмехается. - Это не жена, это Лиля. Мы дружим с юности. - Понятно. - Через стол, она протягивает ему руку. - Я Майя. Ногти у неё коротко подстрижены и накрашены фиолетовым лаком, уже слегка облупившимся, а на худом запястье болтается фенечка из разноцветных ниток с бусинами на потёртых завязках, и Артур с улыбкой пожимает протянутую ладонь. Её пожатие оказывается неожиданно крепким. - Артур. Через пять минут они переходят на ты, ещё через пять - смеются, неотрывно глядя друг другу в глаза, а ещё через пять - заканчивают с завтраком, но вместе с тем даже не думают расходиться. Кольца Артур не носит. И о том, что женат, почему-то не говорит. *** На следующий день он снова идёт на завтрак, не дожидаясь Лили, да и бесполезно её дожидаться. Между поспать и поесть она всегда выбирает поспать, так что завтрак будет проще всего захватить с собой и отнести ей прямо в номер. Зато Майя между поспать и поесть очевидно выбирает поесть. В его компании, за его столиком. Или, лучше сказать, уже за «их» столиком, потому что именно там она пьёт кофе, вяло ковыряя вилкой пирожное, когда Артур входит в полупустой ресторан. - Привет, - она поднимает голову ему навстречу, и глаза у неё сияют ярче ночных фонарей, не дававших ему заснуть. Самообман ещё никого ни от чего не спасал, но почему бы всё-таки не попробовать убедить себя в том, что именно ночные фонари не давали ему заснуть, а не что-то другое. - Привет. За завтраком они почти не разговаривают, но Артур не чувствует неловкости, которая обычно присуща молчаливым минутам рядом с людьми, которые ещё недавно были тебе совсем незнакомы. Он вообще не чувствует неловкости, только странное предвкушение, и ожидание, и трепет, как перед началом чего-то нового. Как перед первой попыткой проехаться на сноуборде, к примеру. Лучше не вспоминать, чем она закончилась, так? Как бы то ни было, в царящей вокруг них тишине он не чувствует ни опасности, ни дискомфорта. Уюта, впрочем, тоже: уют появляется исключительно рядом с теми, с кем ты знаком целую вечность. Здесь что-то другое. Что-то волнующее и будоражащее, что-то полузабытое. - Мы ещё увидимся? - спрашивает Артур, когда его кофе заканчивается и пустая кружка с глухим стуком занимает своё место на пластиковом подносе. Он твёрдо знает, что не должен ничего подобного не то, что спрашивать, но даже просто хотеть, но так же твёрдо знает и то, что действительно хочет. В любом случае, он же не планирует ничего криминального. Обычная прогулка. Они просто пообщаются, посмеются, пройдутся по городу и, может быть, выпьют бутылку вина - из пластиковых стаканов или прямо из горлышка... Ничего плохого. Он взрослый человек, у него голова на плечах, он не собирается заходить далеко. - А мы уже расстаёмся? - Майя чуть наклоняет голову, глядя на него с улыбкой, которая выглядит как лукавая, хотя вряд ли задумывалась именно такой. Артур чувствует кожей: она не кокетничает. Она просто есть. Вот такая вот. Он усмехается. - Нет. К гостинице они возвращаются вместе, и он ловит себя на том, что его губы постоянно растягиваются в улыбке, когда он смотрит на Майю: на её огромный клетчатый шарф, которым она накрывается словно пледом, на трогательно белую шею с двумя точками родинок и завитками прядок, выбившихся из небрежно собранного пучка, на её широкие брови, разлетающиеся к вискам... В лифте они прощаются. Замирают друг напротив друга, покачиваясь на носочках, но ничего не говоря, и в конце концов на своём этаже Артур выскальзывает в приоткрытые створки. Салфетка с телефонным номером обжигает карман. Собираясь на тренинги, он оставляет её на тумбочке - специально, чтобы не отвлекаться. Он с головой уходит в процесс обучения, перерисовывая в блокнот сложные схемы и графики, а во время тимбилдинга они с Лилей привычно халтурят: это уже традиция - вставать в пару для дурацкого упражнения, когда кто-то один падает спиной вперёд, а кто-то второй его ловит. Лиля знает, что он всегда её поймает. Он знает, что Лиля всегда сможет его удержать. Ведущий тренинга хвалит их, а они хихикают как первоклашки. У него отлично получается не думать о Майе. И нет, не потому, что ему всё равно, а потому, что некоторые вещи, некоторые планы нужно откладывать. Растягивать. Смаковать. Вечером он надевает самый свободный, самый не-официальный свитер (джемпер? пуловер? кто только придумал все эти названия) из всех привезённых с собой и даже пытается подвернуть джинсы - так же, как носит Майя, но в конечном итоге отказывается от этой идеи. Ей двадцать пять, она говорила, он старше её на семь лет, и, честное слово, ему ещё рано чувствовать себя пытающимся омолодиться дедулей. С ним и без того всё в порядке. С ним всё просто великолепно. С ними обоими. - Помнишь, я ругала этот город? - спрашивает Майя, когда на улице начинает темнеть. - Я была не права. Я ни один город на свете, ни один не люблю так, как этот. Почему-то Артуру хочется думать, что он к этому как-то причастен. - А расскажи о своём? Между их городами - две тысячи километров, это он уже успел выяснить. Листва на деревьях местами уже окрашена в жёлтый цвет, но под ногами пока ещё ничего не шуршит. Воздух, в котором смешались лето и осень, по-особенному прозрачный, дрожит между ними, и Артур протягивает руку, чтобы переплести свои пальцы с пальцами Майи. Она не возражает. Артур - киноман, за свою жизнь он просмотрел тысячи фильмов и даже когда-то мечтал в них сниматься, и в происходящем сейчас ему отчаянно не хватает кинематографичности. Ему отчаянно не хватает той самой опавшей листвы. Или моря, в которое она могла бы опустить ноги, сидя на пирсе. Ему отчаянно не хватает заката, который окрашивал бы её волосы в золотисто-рыжий оттенок. Ему отчаянно не хватает хотя бы банального проливного дождя, который заставлял бы её одежду льнуть к телу, а глаза - блестеть ещё ярче. Ему отчаянно не хватает чего-то, что прошило бы его насквозь яркой вспышкой и ясно дало бы понять, что скоро он окажется у неё внутри, и ничего тут не изменишь. Посреди действительно серого города Майя смеётся, запрокинув голову, и, глядя на трепещущую жилку на белой шее, Артур безо всяких киношных подсказок понимает, что - сегодня или на пару дней позже, неважно, - окажется у неё внутри. И с этим ничего не поделаешь. День спустя так и происходит, и её «внутри» ощущается как лучшее место на свете. Это неотвратимо, это предопределено, с этим невозможно бороться. Вот он и не борется. Раньше Артур всегда презирал тех, кто списывает свои слабости на волю судьбы, но здесь и сейч