— Данте просил Трея найти место, где остановился Ронин и его жуткий дружок.
Он сосредоточил свое внимание на Симоне. Она встретила его взгляд, слушая, ее бледное лицо расслабилось.
Они общаются каким-то образом. Хэзер смотрела то на одного, то на другого, чувствуя себя отрезанной, вне команды. И одинокой.
Симона кивнула. Она перевела взгляд на Хэзер и улыбнулась.
— Мы должны поехать домой и поговорить с mon frère. Он узнает, куда направился Данте.
— Ты не можешь позвонить ему? — спросила Хэзер. — Или поговорить с ним?
Она постучала по виску.
Симона засмеялась.
— Ты изменилась с того момента, как мы в последний раз разговаривали. Нет. Он не слушает, когда онлайн. Пошли.
— Дерьмо. — Хэзер потерла лицо, усталость ослабляла ее концентрацию. — Хорошо. Но мы собираемся достать адрес Ронина, верно? И последовать за ублюдком?
Огонь загорелся в темных глазах Симоны. Ее губы растянулись, обнажая кончики клыков.
— О да! — сказала она.
* * *
— Ты знал мою мать?
Изумленный энергией Создателя, от которой все еще покалывало тело, Люсьен посмотрел в полные недоверия глаза Данте с золотыми крапинками и понял, что говорил вслух, что когда открыл глаза, ему не привиделось прекрасное лицо сына.
Данте сбросил его руку и, выскользнув из-под него, поднялся на ноги. Кровь текла из его носа. Мышцы дрожали. Ярость пронизывала его ауру, делая почти черной.
— Дитя, послушай…
— Ты знал ее все это время? И ничего не говорил?
Люсьен рухнул на колени, крылья затрепетали позади. Его исцелившаяся — или обновленная — кожа была нежной. Он почувствовал вкус крови Данте во рту, сладкий, темный и пьянящий.
Дитя, как много крови ты влил в меня?
— Я ждал подходящего момента, — сказал Люсьен.
— Как насчет ночи, когда мы встретились? — спросил Данте хриплым голосом, полным ярости. — А? Почему не тогда? — Его взгляд упал на подвеску, висящую на шее Люсьена. — Твою мать! — Он отвернулся, на скулах заходили желваки, и рассеяно вытер нос, размазывая кровь по лицу и тыльной стороне ладони.
Люсьен встал, хлопая крыльями, отчего по залу прошелся прохладный ночной воздух. На мгновение плотный запах ладана и воска испарился.
Люсьен вспомнил боль, которая взорвалась в голове и сбросила его с небес, вспомнил ярость и печаль, которые полились через связь. И с замиранием сердца вспомнил, что щиты Данте были разрушены.
Но как? Был ли это кто-то или что-то?
— Какого черта ты не сказал мне?
— Тогда тебе со многим нужно было разобраться, — сказал Люсьен тихим успокаивающим голосом. — Я не хотел добавлять тебе проблем.
Данте зажмурился и вздрогнул.
— Позволь мне забрать тебя домой, — сказал Люсьен, подходя ближе. Древесина скрипела под ногами. — Ты ранен и истощен. Данте, s’il te plaît[52].
Данте посмотрел на него, глаза сверкали, лицо оставалась равнодушным. Он отошел назад по проходу.
— Какая у нее фамилия? Женевьева?..
— Позже, после Сна. Я не думаю, что ты понимаешь, насколько сильно пострадал.
— Нет! — закричал Данте. — Скажи мне, черт подери! Какая у меня фамилия?
Люсьен вздохнул.
— Батист.
— Батист, — повторил Данте. Огонь погас в его глазах. Он пошатнулся и схватился за спинку скамьи. — Женевьева Батист.
— Позволь мне забрать тебя домой. — Сделав еще шаг, Люсьен протянул руку.
Данте посмотрел на него, и сердце Люсьена сжалось. Он увидел голодного и раненого незнакомца с пристани: красивого и смертельно опасного мальчика, готового иссушить его до последней капли крови без раздумий.
Его друг, его дитя, его товарищ исчез. Подвеска с руной в форме «Х» обжигала кожу, словно лед.
— Моего отца ты тоже знал?
— Данте... хватит. Не сейчас.
Порыв влажного от дождя воздуха, пахнущего гвоздикой и старой кожей, пронесся по собору. Вон внезапно оказался рядом с Данте. Бродяга посмотрел вверх на дыру в потолке и присвистнул.
— Дерьмо! Кому-то точно не понравится новая система вентиляции.
Взгляд Вона перешел от разрушенного потолка к окрашенным кровью скамьям, затем к Люсьену. Он задумчиво погладил свои усы, долго удерживая взгляд Люсьена, и тот не сомневался, что llygad ощутил и учуял напряжение между ним и Данте. Вопросы светились в глазах бродяги, вопросы, которые он не высказал.
Вон посмотрел на Данте.
— Ты в порядке?
Данте покачал головой.
— Je sais pas[53].
— Я слышал про лживого ублюдка Ронина, — сказал Вон.— И про Джея. Мне жаль, парень.
Данте отвел взгляд, плотно сжимая челюсть, напряженное тело практически вибрировало от ярости. Кровь текла из носа.
Люсьен выпрямился, пораженный словами бродяги. Что произошло с тех пор, как он приземлился на кладбище Сент-Луис №3 и разобрался с Локи? Ронин разрушил щиты Данте? Разбудил его воспоминания?
Нахмурившись, Вон коснулся рукой лба Данте.
— Ты горишь.
— Я мог бы гореть вечность, llygad, но этого было бы мало.
Люсьен почувствовал, как Вон тянется к незащищенному разуму Данте.
— Нет! — закричал он.
Вон отдернул руку от лица Данте и сделал шаг назад. Бисеринки пота выступили на его лбу. Он прикоснулся дрожащей рукой к виску. Посмотрел на Данте, лицо выражало удивление.
Данте встретил его взгляд. Красные и золотые полосы пронзили его темную радужку. Сделав шаг, он сжал плечо llygad измазанной кровью рукой.
— Позже, mon ami.
Люсьену он не сказал ничего.
Опустив руку, Данте развернулся и пошел по проходу. Когда он подошел к распахнутым дверям, то остановился и раскинул руки, касаясь пальцами вершин скамей по обе стороны от себя.
Люсьен наблюдал, в горле образовался ком. Ледяной неузнаваемый взгляд Данте пронзил холодом его сердце. Не получив прощения, он не сможет научить Данте использовать дар Создателя. Не получив прощения, он не сможет научить своего сына скрывать дар. Он надеялся, что будет больше времени. Или, скорей, более подходящее время. Но появление Локи означало, что время истекло. Даже оставленный и не прощенный, он сделает все возможное, чтобы защитить и скрыть Данте от Падших.
Вон развернулся и последовал за Данте.
— Постой, — сказал Люсьен. — Пусть он идет. Ему нужно побыть одному.
— Издеваешься? Да он весь рассыпается.
Люсьен сжал плечо бродяги. Надавил когтями. И всмотрелся. Его когти выглядели толще и были пронизаны темно-синим цветом. Он поднял взгляд, когда Данте достиг дверей и толпы, собравшейся на пороге.
Жаркие смертные голоса шептали: «L’ange de sang. L’ange de sang[[54]».
— Пусть он выпустит свой гнев, — пробормотал Люсьен. — Потом иди за ним. И забери домой, Спать.
Данте скользнул сквозь смертных, толпящихся в дверном проеме, как будто они были нереальными, как последний неясный сон перед пробуждением. Смертные смотрели, как он спускается по ступеням и садится в MG. Они смотрели с растерянностью, но благоговением. Он прошел мимо, как настоящий бессмертный. Как Истинная кровь.
И они любили его за это.
Вон освободился от руки Люсьена, оставив полоски кожи на когтях. Он смотрел на Люсьена, и в зеленых глазах светилось удивление. Свет свечей и тени мерцали на его лице. Он снова взглянул на зияющую дыру в сводчатом потолке собора.
— Должно быть, было чертовски больно падать, — сказал он.
Пальцы Люсьена сжались вокруг руны в форме «Х». Он кивнул.
— Так и было.
Бродяга кивнул в ответ, затем развернулся и зашагал по проходу к дверям. Он промчался сквозь толпу — которая смотрела с широко раскрытыми от удивления глазами на существо с черными крыльями, стоящее под разрушенным потолком собора — затем исчез из вида.
Пальцы Люсьена вцепились в гладкий изгиб спинки скамьи. Он мог найти Данте через связь, ответил бы мальчик или нет. Он сказал Вону правду: Данте нужно побыть одному, дать волю гневу. Но сейчас то время, когда больше всего ему нужен тот, кто проведет его сквозь гнев, поможет пережить это.